— Мы хотели вас спросить кое-что дополнительно о Греге Стависком.

Грейслин посмотрел на Потемкина, на Сандру.

— То есть вы просите меня не говорить общих вещей, а перейти к делу, я так понял? — холодно спросил Грейслин. — Смею думать, я не меньше занят, чем вы. Если я хотел что-то рассказать вам об «Изумрудных Лугах» — я уверен, это помогло бы вам понять многое в нашей работе. А значит, самим работать успешнее. Поэтому, если вы не хотите этих исторических экскурсов — давайте их пропустим, поговорим по делам. Но не удивляйтесь, если потом у вас возникнут вопросы, которых можно было бы избежать, если бы вы лучше знали предмет разговора. Итак, ваше решение.

— Мы слушаем все, что вы сочтете нужным рассказать, с интересом и вниманием, — сказал Потемкин внятно.

— Дело в том, что наш парк, созданный сто с лишним лет назад, создан не просто как город мертвых, а как Парк Искусства. Наш создатель, Ховард Китон, боготворил искусство. У него была своеобразная философия — он был уверен, что после смерти человека начинается его другое существование, и хотел сделать так, чтобы условия этого существования были прекрасными.

Не знаю, как там обстоит дело с ушедшими, но живые люди восприняли эту идею с большим энтузиазмом. И потому он создал парк, без вертикальных надгробий, где вертикальны только здания, кусты и деревья. И еще скульптуры — и отдельные мавзолеи, и скульптурные группы. Ховард ездил по всей Европе, скупая произведения искусства — старался приобретать подлинники, а там, где это не выходило, заказывал хорошие копии… Все в этом парке было наилучшим: чугунные ворота — больше аналогичных в королевском Букингемском дворце, три церкви — подлинные копии шотландских и английских церквей пятисот-шестисотлетней давности… Ховард спас от гибели картину «Распятие», которую вы, наверное, видели. Там была такая история… — Грейслин взглянул вопросительно — продолжать ли? Олег кивком подтвердил.

— В 1904 году Ян Стыка привез эту картину в Америку после триумфальных показов в Европе. Привезти-то он ее привез, а вот здесь с показами и прочим не сложилось. Ладно, сокращая длинную историю: Стыке здесь катастрофически не везло. То ли он не с теми людьми связался, то ли сам был как бизнесмен не слишком умелым… То ли просто не везло — этого ведь тоже нельзя скинуть со счетов.

Одним словом, экспозиция не состоялась. В одном городе не нашлось подходящего помещения, в другом — муниципальные власти воспротивились, в третьем — еще что-то… Отчаявшись, художник решил вернуться с картиной домой. Но на таможне оказалось, что он должен заплатить солидную пошлину — а денег у него не было. Итак, Стыка вернулся в Польшу без картины, которую здесь конфисковали… Беды художника на этом не кончились, все у него в жизни сложилось нерадостно. У меня такое впечатление, что он так и не оправился до самой смерти — а умер он в 1925 году в Италии.

Между тем великое полотно валялось на складе, обернутое вокруг телеграфного столба, и никому не было до него дела. Пока! Пока в 1944 году Ховард Китон, основатель «Изумрудных Лугов», не узнал об этой картине и о ее трагической судьбе. Ховард был человеком дела — он нашел в Европе сына Яна Стыки Адама и пригласил сюда — реставрировать картину отца. Работа по реставрации и подготовке экспозиции этого гигантского полотна заняла семь лет. Вы сами видели зал и сцену. Никаких других функций это здание не несет, прибыли от него никто не ждал и не ждет. Мы не берем ни цента с людей, которые приходят в этот зал, хотя расходы, как вы понимаете, солидные.

И еще добавлю: прах несчастного Стыки с согласия семьи перевезли сюда и захоронили рядом с дворцом, в Пантеоне Чести.

Дальше: рядом с этим дворцом — музей, где экспонаты высокого уровня. И вход бесплатный и туда тоже. Я уже не говорю о гигантской копии «Тайной вечери» в Мавзолее Славы… Только в этом году там прошло три концерта всемирно известных оркестров. Вот и скажите: имею я право говорить и думать как человек, причастный к искусству? То-то же!

Самое интересное — в наши церкви, построенные для отпевания, существует запись. Да, очередь живых людей, желающих отпраздновать здесь свадьбу, можете поверить?

— Не только поверить, но и подтвердить. Впервые я оказался на вашей территории как раз на свадьбе, — улыбнулся Потемкин. — Необычное чувство…

— Ну вот, значит, вы меня понимаете! Здесь и Рональд Рейган в первый раз венчался… И еще многие.

Грейслин перестал улыбаться — и сразу стал значительно старше.

— Это было как раз в той церкви, неподалеку от которой нашли Ставиского.

— Пожалуйста, подробнее о его планах, — попросил Потемкин. — Я вас так понял, они были связаны с панорамой?

— Как интересно: вы вот говорите «Панорама», и Ставиский так же о ней говорил. А мы это полотно так никогда не называли… Вот разница в восприятии — европейском и американском… Но тут это слово как нельзя более уместно. Потому что идея Ставиского заключалась в том, чтобы на основе этой великой картины устраивать что-то типа лазерного шоу — с демонстрацией на огромные аудитории… А сценами у него, по разным вариантам, могли быть либо стадионы, либо даже просто ночное небо.

Короче говоря, средствами современной техники картина становится доступной сразу огромным массам людей — такая у него была идея…

— Он просто знал историю, — не удержался Потемкин. — Сто двадцать лет назад толпы людей по всей Российской империи шли посмотреть это полотно и деньги немалые платили за вход…

— Ну да, я могу не знать подробностей. — Грейслин поморщился. — Но предложенный Стависким бизнес-план выглядел вполне убедительно. Он даже в Африку собирался везти полотно.

— В каком качестве вы его интересовали? Партнеры? Спонсоры?

— Ну, во-первых, без нас он просто не мог сделать ни шагу, потому что наша корпорация обладает всеми правами на «Распятие». И наш совет директоров не был уверен, что мы хотим такого широкого показа картины. Повторю:

«Изумрудные Луга» вот уже больше полувека несут огромные расходы, с этой картиной связанные. И смысл здесь в том, что нигде, кроме как у нас, это полотно увидеть нельзя.

— Словом, совет склонялся к тому, чтобы отказать Ставискому?

Сандра, как всегда, работала на контрастах: ангельская внешность и чрезвычайно прямые конкретные вопросы.

Грейслин замялся.

— Ну это еще было не решено окончательно. Но такое мнение существовало. И пользовалось поддержкой в совете.

— Как по-вашему, кому мешал Ставиский? — снова вступил в разговор Потемкин.

— Из тех, кого я знаю по бизнесу, — пожалуй, никому. — Грейслин отвечал прямо и быстро. Пожалуй, слишком быстро — как будто ответ был готов заранее. — Но надо помнить, что интересы Ставиского были разнообразны…

— Например, интерес к похищению из вашего музея антиохийского Потира, которое он успешно осуществил. Мы арестовали его партнера, он дает показания.

Грейслин замолчал надолго.