Теперь Петкунас. О его жене и дочери Лайон все сказал. Я беседовала с обеими. Могу подтвердить выводы. Что касается жены — она бы и сейчас со Стависким убежала из дому, такое у меня впечатление. Она знала, что у него много женщин, и это ее не волновало. Но — родная дочь, несовершеннолетняя к тому же! За это она могла желать ему смерти. И мужа настроить соответственно. Дочь… Маленькая глупенькая птичка. Сама Кэтти зла Ставискому совершенно не желает. Но у отца именно эта ее беззаветная любовь к залетному принцу совершенно выбила почву из-под ног. Уверена, он заказал убийство. Надо понять кому.

— Это все?

— Нет, сэр! Мы почему-то совершенно выпускаем из виду господина Эдварда Грейслина, вице-президента корпорации «Изумрудные Луга». Между тем у этого немолодого джентльмена — тоже роман с Джинной. Роман нелогичный и неудобный, с какой точки зрения ни посмотри. Ни по службе (работают вместе), ни по возрастной разнице (нет комментариев), ни по тому обстоятельству, что Джинна свою любвеобильность, и в том числе отношения с Грегом Стависким, не скрывала ни от кого. Я думаю, от Грейслина — тем более. Разве любой мужчина не желал бы тайно избавиться от соперника, который моложе и красивее его? Вот теперь все, сэр…

— Спасибо вам, Сандра. Все очень по делу. Я с вами согласен, а потому нашу с вами встречу с Грейслиным я уже назначил на завтра, после обеда, не возражаете? А сейчас — слушаем Кима.

— Говорю ознакомительно, чтобы коллеги были в курсе ситуации, — начал Ким, кашлянув в кулак. Публичные выступления, даже в узком кругу, давались ему с трудом, но Ким старался. — Честно говоря, я сам никогда с этой областью преступлений не соприкасался. А увидел… То, что я увидел, меня поразило, коллеги. Судите сами: по данным Интерпола, в мире ежедневно похищается 450–500 произведений живописи, предметов религиозного культа, археологических ценностей и других произведений и памятников культуры разных эпох и народов. Незаконный оборот данных предметов, ставший одним из серьезных направлений организованной преступности, приносит огромные доходы. Приобретение этих предметов — весьма выгодное вложение капитала, средство легализации незаконно приобретенных доходов. Предметы, представляющие историческую, научную, художественную или культурную ценность, похищаются в значительных количествах из музеев, художественных галерей, библиотек, хранилищ, становятся объектом пристального внимания контрабандистов, разрушаются вандалами.

— Это цитата. — Ким оглядел собравшихся. — Повторю: Интерпол называет цифру — 500. Между тем по одной только Италии, по некоторым источникам, за год исчезает 5500 предметов искусства.

По самым скромным подсчетам, оборот от их продаж составляет около шести миллиардов долларов в год — наркомафия может позавидовать. Ну ладно, это Италия. В Италии драгоценные находки не обязательно красть из музеев. Там даже профессия есть такая: томбороли, раскапыватели захоронений. Люди роются в земле, и передается это ремесло в поколениях: от деда — к отцу, от отца — к сыну… Добавим, что возрастает техническая оснащенность. Там, где у дедов были лопатка да интуиция, теперь — мощные металлоискатели, ультразвук, доступ к базам данных…

— С Италией понятно, — подвел черту Потемкин.

— Штаты в этом отношении от Италии далеко отстали — у нас просто такой истории нету, а то, я уверен, наших искателей кладов не унять бы… — усмехнулся Ким. — Но тут для Калифорнии — вторая важная черта. Не всегда и не все кражи произведений искусства становятся известны общественности. И даже правоохранительным органам. Когда в Нью-Йорке в 1995 году пропала из частной коллекции Эрики Морини скрипка Страдивари ценой около трех миллионов — об этом писали. А скрипку между тем так и не нашли. А вот то, что на Сицилии в доме главаря местной мафии Джерландо Альберти тридцать три года висело полотно «Рождество», похищенное из церкви и стоившее порядка 20 миллионов долларов, — об этом не знал никто. То же и в Калифорнии — мы можем говорить только об известных нам случаях. Предполагая при этом, что случаев неизвестных по крайней мере столько же.

Тенденции тут тревожные — за последние два года количество таких хищений возросло почти вдвое. Но, что самое для нас главное, из первостепенных, по-настоящему дорогих похищенных предметов не был обнаружен ни один.

Ким оглядел коллег.

— Это не характерно, вообще-то говоря. Предметы искусства так или иначе «всплывают», это статистически доказано. И то, что у нас этого не происходит, на мой взгляд, свидетельствует об одном — похищенное вывозится за рубеж. Скорее всего, в Европу, где культура собирания уникальных предметов искусства — давняя и весьма развитая.

Напомню очевидное: на границе или на таможне собака, натренированная на наркотики, драгоценную Чашу, или картину, или скульптуру не почует. Технологически, значит, возить их выгодно.

— Тоже непросто… — Потемкин поднял со стола карандаш. — Насколько знаю, в последние годы в Штатах предприняты дополнительные меры предосторожности как раз против вывоза произведений искусства. И технологическое оснащение, и подготовка персонала.

— Персонал подготовлен главным образом антитеррористически, — возразил Лайон. — Но я понимаю, что заложить ценность в миллион или в несколько миллионов в чемодан — на это нужно иметь… азарт, скажем так. И две таможни — тут и там. Это если рейс прямой.

— Ким, ты говоришь все время о самолетах. А как насчет морского пути? — вмешался Лайон.

— Я пока далек от выводов. Доложил вам общую ситуацию. Она достаточно неопределенная. И, может быть, вы со мной и не согласитесь…

— Нет, согласимся, — вступил в разговор Потемкин. — Спасибо всем за сообщения — теперь мы все полностью в курсе происходящего, легче будет двигаться дальше. Лайон и Сандра — вы знаете, что делать. Ким — ты сделал то, чего я от тебя и ждал (у Кима на смуглых щеках выступил румянец). Ты обратил внимание, что ключевым в этом деле может оказаться транспортное звено. А потому тебе — самое неожиданное задание. Поищи и найди самые неожиданные, самые невероятные, самые изысканные, если хочешь, способы передачи краденых произведений искусства в Европу. Морем или воздухом — все равно. И передашь мне информацию завтра после пяти. Если нет вопросов, спасибо всем. — И Потемкин взялся за телефон.

* * *

Все эти дни были насыщенными — не продохнуть. Наконец выдался спокойный вечер, когда можно было создать для себя, как говорит бессмертное учение дао, блаженную пустоту — ниоткуда, ни для чего, непознаваемую и всемогущую… Это ведь прекрасно! Когда нет ничего обязательного — просто глядеть в огонь камина или на деревья сада, или на воду, тихо журчащую в маленьком фонтане на патио, и не думать ни о чем.

И как раз тогда, когда ни о чем не надо думать, приходят мысли, недодуманные в текучке, а они бывают очень важными.

Вот Сандра ходит смотреть на картину «Распятие», или «Голгофа», — ее, видимо, по-разному называют. И ходит Сандра к этой панораме уже десять лет. А он, Потемкин, еще об этом полотне ничего толком и не знает.

Ким по его просьбе уже несколько дней как подготовил большую выборку материалов, да все руки не доходили… Тогда сейчас — самое время. Что там?