свой стол, я отправилась в кабинет секретарши. Прошерстила стопку бумаг у компьютера и обнаружила то, что искала. Схватила папку и бросилась к себе – шеф ждал меня на телефоне. Но резко повернувшись, я случайно смахнула остальные бумаги на пол.

Быстро продиктовав Артёму нужные данные, я вернулась в кабинет и принялась собирать всё, что рассыпала. Последним подняла красочный буклетик, перевернула его и рассмотрела. Это был план злополучного клуба «Просперо», такой выдавали при входе всем посетителям праздничного мероприятия. Я даже не знала, что Ольга тоже там была.

Когда она вернулась, я кивнула на её кабинет и покаялась:

– Прости, искала документ для шефа и рассыпала твои бумаги. Но я уже всё убрала. Заметила у тебя буклет «Просперо», ты ходила на открытие?

– Ага! У меня там подруга работает, ну и провела на территорию без приглашения. Правда, я быстро ушла, народу было столько, что даже на лавочку не присесть. А сам клуб ничего, красивый, только очень дорогой. Вряд ли я туда ещё раз попаду.

Вскоре приехал Артём, и уже мы с ним отправились на обед. Пока ждали заказ, шеф делился хорошими новостями, его голос был полон энтузиазма. Я попыталась вернуть Колесникова к реальности.

– Послушай, тебе не кажется, что всё это очень странно? Ну что Трунов вдруг затаился. Мы ведь ожидали усиления его атак.

– Ты что, не довольна? – мой собеседник удивлённо вскинул брови.

– Просто считаю, что не стоит обманываться и питать ложных надежд.

– Я и не питаю, всего лишь пытаюсь спасти типографию. И кое-что уже получается.

– Да, я знаю. Ты молодец!

Глава 21

Со вторым свидетелем вышел облом. Несколько раз я посетила место его прописки, но дверь мне никто так и не открыл. Тогда пришлось залезть в интернет, найти базы данных мобильных операторов и переписать номера телефонов всех Ветровых Алексеев Дмитриевичей, прописанных в нашем городе. Таких набралось восемь человек.

Я стала обзванивать их по порядку, называясь журналисткой и прося комментарии о давней аварии. Шесть раз шесть мужчин сообщили мне об ошибке, а на седьмой трубку взяла женщина. На мой уточняющий вопрос еле слышный голос прошелестел, что Алексей Дмитриевич отсутствует. Когда я поинтересовалась, как его можно застать, собеседница помолчала и так же тихо спросила:

– Вы знали Алёшу?

Глагол в прошедшем времени сразу меня насторожил. Я немного поколебалась, но врать не решилась. И озвучила свою версию о написании статьи.

– Да, я помню эти события… очень хорошо помню, – произнесла женщина и добавила: – Приезжайте. Правда, в основном я живу на даче, но раз так, завтра вернусь домой.

Чтобы не спугнуть удачу, я не стала задавать лишних вопросов, просто записала адрес и договорилась о времени.

На этот раз ехать пришлось на другой конец города в один из спальных районов. Пока я добиралась до места, пыталась угадать, с кем буду встречаться. Кто она – жена, мать, сестра свидетеля? По голосу я предположила, что ей лет сорок, но ошиблась. Дверь мне открыла полностью седая, измождённая женщина с потухшим взглядом.

Она даже не стала разглядывать моё липовое удостоверение, просто повернулась и пошла вглубь коридора. Я последовала за ней и в просторной, чисто убранной комнате опустилась на диван. Хозяйка села в кресло у стены и некоторое время молча смотрела в пол, не двигаясь и не обращая на меня внимание. Когда мне в голову уже полезли нехорошие мысли, женщина наконец подняла голову.

– Вы хотите поговорить о той проклятой аварии?

– Почему проклятой? – горечь в её голосе вызвала у меня удивление.

– Потому что с неё всё началось!

– Что именно? – воспользовалась я подсказкой, но собеседница не услышала меня и продолжила свою мысль.

– Впрочем, это я напрасно. Началось всё не с аварии, а с квартиры, – теперь в её тоне звучала откровенная ненависть. Я уже перестала что-либо понимать. – Мы с мужем и сыном много лет прожили в коммуналке. Думаю, вы даже не представляете, какой это ад! Особенно если, как нам, не повезёт с соседями – пьяницами и дебоширами. Наша очередь на жильё очень медленно двигалась, и переехать сюда удалось, уже когда Алёше исполнилось семнадцать. Как же мы радовались, как наслаждались покоем и не верили своему счастью! Только длилось оно недолго. После школы сын пошёл в училище, закончил его, но работать по специальности не захотел. Всё искал себя, мечтал начать свой бизнес. Очень много всего пробовал, но ему никак не везло. А потом они с другом решили открыть автосервис, и им понадобились деньги. В банке согласились дать ссуду только под залог квартиры. Я как это услышала, сразу сказала: «нет»! Понимаете, я же как вспоминала нашу коммуналку, меня и через столько лет дрожь пробирала. Сын попробовал нас с мужем уговорить, а когда понял, что бесполезно, нашёл деньги в другом месте. Только ничего с бизнесом у них не получилось, прогорели они. Кредиторы стали требовать долг обратно. Друг сбежал, и Алёше самому пришлось выкручиваться. Вот тогда и подвернулось это дело. Я не знаю, кто на него вышел, но он согласился стать лжесвидетелем. Конечно, я помню аварию, сама читала статьи в газетах и ужасалась. А однажды случайно подслушала разговор сына – он обсуждал с кем-то, что надо говорить следователю. Уточнял свои показания. Я попыталась его усовестить, а он сказал, что у него не осталось другого выхода. Слава богу, врать на суде ему не пришлось, дело закрыли. Но деньги он получил и долг вернул. И Алёше это понравилось. Он понял, что можно не работать, не мучиться, а всего лишь говорить то, что тебя просят. Уже через год сын купил дорогую машину и снял квартиру в центре. Стал ездить на отдых за границу. Нам с отцом пытался деньги всучить, но мы их не брали. А восемь лет назад… Алёшу убили. Подкараулили у дома и застрелили. Убийц конечно не нашли, да их и не искали. Мне в полиции прямо намекнули, что если начнут копать, такая правда о моём сыне выяснится… Похоронили мы его, а через полгода умер муж, сердце не выдержало. Вот я и осталась здесь одна, в этой чёртовой квартире! Зачем она мне теперь? Кто мне семью вернёт? Господи, сынок, прости меня! – женщина уткнулась лицом в ладони и беззвучно заплакала.

Я ехала домой и с холодом в груди представляла, сколько времени мать Ветрова носила это в себе. Понятно, что такие вещи со знакомыми не обсудишь. А с чужим человеком проще, скорее всего, поэтому она так легко пустила меня к себе. Женщина же не догадывалась, кто сидит перед ней. Прислушавшись к себе, я вдруг поняла, что не испытываю ненависти