Обер-бомбардир Симеоне, мой корабельный цейхвахтер, не зря получал свое жалованье. Он идеально выбрал момент и влепил пару чугунных чушек прямо под скулу пиратскому корыту.

Видимых повреждений не просматривалось, не тот калибр, но шебека все равно резко клюнула носом и отвалила в сторону.

— Ne polucite vy moyu lastochku!!! — от волнения я перешел на русский язык, но тут же вернулся к фламандскому: — Офицеры, не слышу доклада. Что с кораблем? Потери?

К счастью, с «Викторией» все оказалось нормально, а вот без потерь среди личного состава не обошлось. Пять человек поймали стрелы и всерьез вышли из строя, а шестому, одному из матросов, свинцовая пулька из аркебузы раздробила челюсть. Легкораненых вообще не считали. Можешь держать оружие в руках — значит, в команде.

Н-да… Вроде размен кажется достойным, но нас не так-то много. Если на каждую сарацинскую посудину придется столько же, останусь без половины бойцов.

Потеря двух кораблей не отвадила пиратов, как я втайне надеялся. От основной группы оторвалась еще пара посудин и пошла на сближение с нами.

— Не спать!!! — заревел Логан канонирам. — Живо перезаряжаться!

Глянув на слаженную работу, я удовлетворенно кивнул.

Не все так просто, как может показаться. Это вам не унитарный снаряд в казенник закинуть и закрыть затвор. Сначала фальконет разворачивают и пробанивают жерло от тлеющих частичек пороха. Затем, ухватив за ствол и винград, снимают со станка и укладывают в специальный станок на палубе. Короткий удар специальным молотком по запорному клину — выпадает разряженная пустая зарядная камора. Вместо нее укладывают заряженную и снова забивают клиновой замок. И только потом фальконет возвращают на вертлюг. Учитывая волнение и немалый вес стреляющего анахронизма — работа не из самых легких. Но справляются на загляденье. Получается, не зря гонял как Сидоровых коз.

Да уж, прав был его сиятельство граф Суворов-Рымникский: тяжело в учении — легко в бою. Впрочем, нет пока оного полководца и в помине, не родился еще, так что я без особого зазрения совести сплагиачу выражение.

Раненых убрали в трюм, где ими занялся Август. Кровь на палубе смыли перехлестывающие через борт волны. Все пошло своим чередом. Эдакие догонялки. Мы убегаем — мавры догоняют.

Неожиданно через прореху в тучах прорвался луч солнца и мазнул по палубе. И тут же, словно по мановению волшебной палочки, стал усиливаться ветер. «Виктория» резко ускорилась и, подрагивая корпусом, полетела по волнам.

— Знак божий!!! — торжественно заявил Веренвен и размашисто перекрестился.

— Знак божий!!! — с ликованием подхватили на палубе. — Хвала Пречистой Богородице!

Я тоже собрался осенить себя крестным знамением, но не успел.

Как уже сегодня повелось с самого утра, какое-либо улучшение нашего положения являлось не более чем сигналом к ухудшению.

Вверху раздался резкий и звонкий удар, словно щелкнули гигантским хлыстом. Верхняя половина бизань-мачты накренилась, а потом, с треском разрывая такелаж, полетела вниз. И, видно лишь по божьему попустительству, не задев нас и не разбив в щепки мостик, рухнула в воду. И потащилась за нами на уцелевшей оснастке, практически остановив корабль.

«Виктория» тут же встала на дыбы с сильным креном на правый борт.

Я взревел, с трудом удержавшись на ногах.

Уж не знаю, чем бы все закончилось, но Веренвен, подскочив к борту, с одного удара перерубил секирой канат, и корабль сразу выправился.

Сразу стало ясно, что теперь уйти от пиратов не получится, потому что на оставшемся парусном вооружении мы не сможем поддерживать необходимую скорость даже при достаточном ветре. А о том, чтобы восстановить мачту на ходу, даже не стоило мечтать. Да и вообще, такой ремонт в полевых условиях не проводят.

— Идем прежним курсом… — приказал я Веренвену и погнал Луиджи за картой.

Выход из положения — пожалуй, самый оптимальный — состоял в том, чтобы укрыться в ближайшей бухте или порту. Все остальные варианты предусматривали только столкновение с сарацинами. С очень неопределенным исходом.

Но, как очень скоро выяснилось, первая подходящая бухта находилась от нас примерно в двадцати лигах. При такой скорости, с которой мы тащились, туда доберемся не ранее чем через четыре часа в самом лучшем случае. То бишь чертовы мявры как минимум дважды успеют нас догнать.

Хотя в полное отчаяние впадать не стал. Заходить на абордаж они смогут только по двое и будут сразу попадать под мои орудия. Главное, чтобы нам оснастку не попортили, чтобы совсем не потерять ход. Правда, если попробуют сразу сжечь, придется туговато. Впрочем, будем надеяться, что сыграет жадность и сарацины не захотят терять такой великолепный приз, как моя «Виктория».

— Братец, пусть на палубу поднимут ящики с гранатами… — приказал я Логану.

А сам велел оруженосцам собирать легкий перекус, потому что проголодался как волк. У меня всегда так — волнение только нагоняет аппетит. Заодно приказал раздать команде винную порцию — будет совсем нелишним для поднятия настроения.

Пока эскудеро управлялись, прошелся по палубе, пообщался с бойцами и остался доволен настроем команды. Личный состав прекрасно понимал, чем все может закончиться, но никакого упаднического настроения не наблюдалось. Впрочем, и особого оптимизма — тоже. Какой оптимизм с такими перспективами?

А наш пассажир в очередной раз удивил. Нуньес, привалившись спиной к фок-мачте, тренькал на мандолине, напевая приятным баритоном какую-то мелодичную песенку на португальском языке. Получалось у него очень хорошо — собравшиеся вокруг него кружком не занятые делом бойцы слушали разинув рот.

Увидев меня, все повскакивали, но я отмахнулся и тоже присел на ящик.

— О чем ваша песня, дон Нуньес?

— О любви, ваша милость. — Португалец не вставая изобразил легкий поклон. — Молодой кабальеро встретил ослепительно красивую девушку, вспыхнула большая и страстная любовь, но… — Нуньес грустно улыбнулся. — Все закончилось печально, потому что она была сарацинкой…

И тут меня словно молнией пронзило. Господи, а я голову ломал. Луиш Нуньес! Тот самый Нуньес, который обманом увез Земфиру из отчего дома, а потом, не добившись взаимности, определил ее в монастырь!