о его мотивах было некогда. Верховский решил, что нечистоплотный бывший контролёр попросту пережидает опасную шумиху, и выбросил коллегу из головы.

– Александр Михайлович, можно мне… ну… – Старов замялся и покраснел ушами, как и всегда, когда желал высказать неудобную просьбу. Допрос Дубинского парню, ясное дело, не понравился. Как бы не решил, что не его это всё…

– Можно, – Верховский сдержал усталый вздох. – Врачам скажешь, что я разрешил. Но учитывай, что приём может оказаться прохладным.

Михаил серьёзно кивнул. Он достаточно хорошо изучил напарника, чтобы понять, как тот зол на весь мир и лично на начальника, приказом пригвоздившего младшего офицера к тесной больничной палате. Ранним утром Зарецкий, отмытый от крови и мрачный, как бродившие за окном тучи, очень вежливо попросил отпустить его на волю. Естественно, получил отказ. Вот уж чьего присутствия не хватает сообществу, и без того гудящему, как потревоженный улей.

На двенадцатый этаж Верховский поднимался, как приличный обыватель, на лифте: берёг силы про запас. Отдел встретил его пустотой. Липатов так и не вышел на связь, Громов куковал в застенках между допросами, Субботин перестал являться на работу, не дожидаясь, пока начальник подпишет заявление. Одному только Костику хватало духу не бросать текущие дела: на его столе, оставленная на время законного обеда, громоздилась аккуратная стопочка прошений. Есть же в мире островки спокойствия…

По выработавшейся с недавших пор привычке Верховский слегка приоткрыл дверь, прежде чем входить в логово. И не был разочарован: слуха коснулся крайне раздражённый голос патрона.

– Меня это не волнует!.. Да хоть что – просто не трогай его, понятно? Считай, что он для тебя смертельно опасен. Вот как «пиявка». Да, прямо так!.. Я должен это с тобой обсуждать? Точно?.. Вот и правильно. Займись чем-нибудь полезным…

«Пиявка»… Вряд ли Авилов имел в виду болотных кровососущих червей. Прозванные «пиявками» запрещённые колдовские поделки вытягивают силу не хуже голодной нежити. Отличный способ вывести противника из строя, а то и убить совсем. И с чем это, интересно, Кирилл Александрович сравнивает такой артефакт? Откуда вообще добропорядочный депутат знает об этой зловредной нелегальщине?..

Леший побери, если так продолжится, он возьмётся подозревать собственную тень.

– Кирилл Александрович, – Верховский вежливо предупредил о своём присутствии, прежде чем закрыть за собой дверь. Авилов рывком обернулся к нему и отнял от уха телефон. Нехорошо прерывать чужие разговоры, но для приватных бесед у депутата есть собственный кабинет. – Чему обязан?

– Не делайте вид, что не догадываетесь, – бросил Авилов. Он был более чем раздражён; тоже видел, само собой, сегодняшние передовицы. – Что вы творите? Почему всё сообщество на ушах? Я, кажется, просил блюсти порядок, назначая вас на должность!

– Издержки, – проронил Верховский в ответ. Патрон имел полное право бушевать. Нет ни малейшего желания объяснять ему, что и почему случилось позапрошлой ночью. – Через пару дней всё уляжется.

– Вы ответственно заявляете? – въедливый Авилов нехорошо прищурился. Вот леший… Теперь непременно спросит послезавтра, как обстоят дела. – Рассказывайте. Что именно произошло, с чьего позволения и почему, чёрт побери, это умудрились так раздуть!

– Раздуть можно всё, что угодно, – заметил Верховский. Нарочито спокойно он прошёл мимо депутата к своему столу, бросил папку с протоколом допроса в стопку важных бумаг и уселся в кресло. – А почему в заголовки попал именно этот случай – полагаю, ясно и мне, и вам.

– Потому что вы разворошили осиное гнездо, но не удосужились его сжечь, – отрезал Авилов. Он предпочёл остаться на ногах и теперь расхаживал по кабинету, словно бы в поисках чего-нибудь, что можно шумно разбить. – Что вам требуется, чтобы в кратчайшие сроки довершить начатое?

Верховский всерьёз задумался. Если уж просить у покровителя помощи, то такой, какую нельзя получить ни от своих младших офицеров, ни от Феликса с его, леший побери, агентурной сетью. Нет смысла привлекать депутата к отлову провалившегося сквозь землю Липатова или к задержаниям бывших подчинённых Дубинского. Можно было бы расспросить насчёт истории с закрытием злосчастного института, но ничего нового Авилов не скажет… Нет, это как-нибудь потом, в спокойные времена.

– Есть два момента, – Верховский выудил из кропотливо собранных записей лист, помеченный ярко-жёлтой закладкой. – Вот, взгляните. У меня нет формальных оснований предъявлять претензии этому человеку, но его имя пару раз всплыло в деле с разных концов.

– А, Оленин, – Кирилл Александрович без малейшего удивления изучил заметку и отложил её на стол. – Да, его вполне могут использовать. Ума там немного, зато авантюризма хоть отбавляй. Если на кону приличная нажива, разумеется.

– Вы исключаете его из… кандидатов в основные подозреваемые? – осторожно сформулировал Верховский. Паршиво, если Авилов прав, но неудивительно.

– Если вам важно о чём-то его спросить, я могу это устроить, – задумчиво протянул депутат. – Но уверяю вас: на масштабные деяния он не способен, а в мелких очень тщательно заметает следы. Скажем, здесь, – он отчеркнул ногтем запись о давней статье, – он заявит, что был всего лишь искренне возмущён, а это, – украшенный артефактным перстнем палец скользнул ниже, к добытым Зарецким сведениям, – просто бизнес. Перспективное вложение в инновационную разработку. Всё, что вы формально сможете с ним сделать – попросить на будущее внимательно читать патентную документацию.

– Почему вы это позволяете? – в лоб спросил Верховский. – Разве здесь не прямая угроза сообществу?

– Если вы про рассадник некромантии, то вопрос я вам верну, – Авилов холодно усмехнулся. – Почему вы, магический контроль, это позволяете?

– Я про газетные статьи, – таким же ледяным тоном парировал Верховский. Нашёлся грозный судия… Не он ли прямо запретил увольнять Субботина, который и