наболевших сердец. Если бы немного сгустить краски его описа­ний, то впечатление было бы слишком уж сильно, но он пишет со своим обычным юмо­ром, как бы бросая сразу яркий луч света на те или иные стороны скромного суще­ствования, а когда все снова погружается во мрак, что-то говорит нам, что эта жизнь будет течь по-прежнему без миражей и обольщений и серые будни потянутся опять вплоть до конечного предела — могилы. Вот что ярко чувствуется в творчестве Ан­тона Павловича» Ч

По всей вероятности, приведенные выше строки являются первой во Франции и, разумеется, весьма односторонней характеристикой Чехова.

К концу 1890-х годов относится отзыв о Чехове, данный К. Валишевским в его «Истории русской литературы» (2-е издание вышло в Париже в 1900 г.). Чехову в этой книге посвящена целая глава. Утверждая, что современная русская ли­тература якобы переживает период глубокого упадка, Валишевский называет Чехова звездой новой литературной школы, отличающейся «мелкостью взгляда и отсутствием широкого горизонта». Чехов, по его словам, проявил себя до сих пор «отличным худож­ником в низшем жанре». Заявляя, что первые опыты Чехова, «напечатанные в мелких петербургских газетах, свидетельствовали о поисках простоты, о естественном даре придавать форме гармонию с сюжетом, о досадном влечении к грубому комизму», Валишевский подвергает придирчивому и несправедливому разбору рассказы Чехова зрелого периода, не пощадив даже «Степь», в которой он видит «одни только эскизы, беглые, наскоро закрепленные заметки (...), смутные силуэты». Главным недостатком Чехова Валишевский считает «отсутствие естественной, органичной связи между пер­сонажами», и «между действием и развязкой его рассказов». Не отрицая, что в «Мужи­ках» Чехов с редкой мощью изобразил грубость и дикость крестьянских нравов, автор книги упрекает его в том, что рисуемые им сцены отвратительны. Резко отрицательно отзывается Валишевский и о пьесах Чехова — «Иванов» и «Чайка», персонажи кото­рых являются, по его словам, «невропатами, сумасбродами, полуповрежденными» (стр. 256 и 421—428).

В первые годы XX в., еще при жизни Чехова, в Париже выходит несколько отдель­ных его книг на французском языке: «Мужики» («Les moujiks», 1901 г., перевод Д. Ро- ша), в которую вошли, помимо этой повести,— «В овраге», «Свирель», «Ванька», «То­ска», «Княгиня», «У предводительши», «На чужбине», «Перекати-поле», «Тиф» и «Па­лата № 6»; «Дуэль» («Le duel», 1902 г., два издания, перевод Широля) и «Убийство» («Le meurtre», 1902 г., перевод Клэр Дюкрё)2; в последнюю книгу включены рассказы: «Убийство», «Мужики», «Студент», «Учительница» («На подводе»). В предисловии к этому сборнику один из наиболее вдумчивых истолкователей творчества Чехова Андре Бонье следующим образом охарактеризовал писателя: «Чехов не обладает яркой вы­разительностью и чудесным лиризмом Горького, он не обладает, пожалуй, и поэтиче­ским обаянием и мечтательной нежностью Короленко, но его изящная и точная манера письма, четкость рисунка, строгая и смелая простота стиля, глубокое сочувствие к своим героям, немногоречивое, но благодаря этому еще более волнующее,— все это вме­сте взятое, при всей своей скромности, образует ярко выраженный, необыкновенно благородный и заслуживающий интереса облик писателя. Антон Чехов — необычай­но самобытен, его нельзя ни с кем спутать, и глубоко ошибались те, кто хотел видеть в нем подражателя Мопассану (...) Каждый народ страдает ло-своему, и я не знаю пи­сателя, которому удалось бы лучше, чем Чехову, описать русскую печаль, сотканную из тоски, гордости, фатализма и усталости (...)

Есть и другие писатели— пессимисты, чей пессимизм сильнее и ожесточеннее. Но, осуждая нынешний порядок вещей, они почти всегда позволяют нам верить в воз-

можность лучшей организации общества, в осуществимость прогресса, в неминуемость благодетельного возрождения людей. Их взгляд на настоящее отличается трезвым п беспощадным реализмом, но на будущее они смотрят как идеалисты, порою не лишен­ные провидения. Ничего похожего у Чехова. Он не допускает, что действия отдельных людей или масс могут когда бы то ни было привести к смягчению горькой участи чело­века. Мне кажется, что он вообще не видит возможности счастья на земле. Он даже ни­чем не возмущается: к чему? Вместе с тем он и не призывает к смирению. Он просто кон­статирует, что его родина, как туманом, окутана беспредельной печалью, и что это не­избежно, неотвратимо» 3.

В том же 1902 г. на страницах авторитетного парижского журнала «Revue des Deux Mondes» выступил с большой статьей «Антон Чехов» известный специалист в области русской литературы, популяризатор Толстого и Тургенева во Франции, академик

«ТРИ СЕСТРЫ» НА ФРАНЦУЗСКОЙ СЦЕНЕ (КАРТИНА ИЗ 1-го АКТА) Постановна Саши Питоева в «Theatre de l'Oeuvre» (театре «Творчество»), Париж, 1954 г.

 

Мельхиор де Вогюэ. Статья эта не принадлежит к числу удачных работ Вогюэ и свиде­тельствует о том, что он не сумел сколько-нибудь верно и проницательно оценить творчество такого новатора, каким был Чехов.

В полном соответствии с установившимися в это время шаблонами Вогюэ называет Чехова «подражателем Мопассана». Не отрицая, что талант Чехова «гибок и необы­чайно продуктивен», что Чехов «интересен разнообразием своих наблюдений, часто их точностью», что «он собирает дань со всех классов общества, со всех обстоятельств про­винциальной жизни», Вогюэ тем не менее утверждает, будто Чехов дает в своих расска­зах только «силуэты, положения, моменты», хотя п этими ограниченными средствами успевает возбудить у читателя нужные впечатления.

Вогюэ откровенно сознается, что не понимает отрицательного отношения новейших русских писателей и их персонажей к современной российской действительности. Ему кажется, что с отменой крепостного права, которое оправдывало «насмешки Гоголя, гнев Некрасова, меланхолические замечания Тургенева или Достоевского», от русских писателей можно было ожидать «радостного расцвета мысли», между тем произошло обратное действие,— мысль за последние сорок лет омрачилась, недовольство окружаю­щей действительностью стало еще сильней.

Пьесам Чехова Вогюэ отказывает в каких-либо достоинствах. Восторженный при­ем «Трех сестер» в России кажется ему загадочным. «Преклоняюсь перед неизъясни­мым»,— иронически восклицает Вогюэ. «У нас подобный сюжет,— пишет он далее по поводу. «Трех сестер»,— едва ли бы годился для водевиля: я опасаюсь, как бы не поднялся бешеный смех над тремя сестрами, плачущими при виде того, как уходят их военные». Читатель увидит из дальнейшего обзора, насколько мало оправдались про­рочества почтенного академика4.

В XXX томе Большой французской энциклопедии («Grande Encyclopedie»), вы­шедшем в свет еще при жизни Чехова, напечатана статья о нем уже упомянутого Жюля Легра. Биографическая часть статьи изобилует фактическими ошибками. Легра дает, в основном, весьма высокую оценку Чехову. «Трудно охарактеризовать, в нескольких словах,— пишет он,— творчество этого писателя, которого русские критики ставят на самое первое место среди романистов его поколения. Это объясняется тем, что его та­лант, внешне однообразный, является на самом деле весьма разносторонним, а также тем, что Чехов много