На следующий день меня ждал сюрприз – оказалось, что главную роль в этом фильме отдали другой девушке – жене Владимира Машкова Елене Шевченко. Я удивилась, конечно. Но, к счастью, меня в картине оставили, и я играла подругу главной героини. А парень, которого я выставила из номера, тоже снимался вместе с нами. Играл гея. А это по тем временам был отдельный экспириенс.

На третий день съемок мы окончательно убедились в том, что режиссер ничего не смыслит в кино, ни одного фильма в своей жизни не снял, и вообще он бывший комсомольский работник, который нашел где-то денег и решил войти таким образом в историю. Он ходил по площадке, ничего вообще не понимал, таращился на все: «О, это камера, да? Артисты, да?» Путал термины «крупный план» и «общий». Артистов, кстати, он набирал из соображений внешности, а не профессионализма, и его не смущало, что некоторые из тех, кто оказался на площадке, вообще не понимают, что там нужно делать. Мы сначала напряглись, а потом поняли, что вариант у нас один – вместе спасать ситуацию. Мы, артисты, придумывали перед съемочным днем все сцены, а потом звали его и рассказывали, как все это будет сниматься, что мы тут планируем, что доносят наши герои и так далее. Оператор, который оказался нормальным парнем, тоже включился в процесс.

Поскольку я проходила пробы на одну роль, а в итоге получила другую, мне пришлось смириться с тем, что моя героиня курит. С сигаретами на съемках сложно. Снимаются несколько дублей, и сигарета в кадре должна быть одной длины. Поэтому бедная Катя Кмит прикуривала мне сигарету, докуривала до нужной длины и отдавала мне, чтобы я ее держала, вроде как курю. В итоге я не затянулась ни разу, а моя подруга накурилась так, что чуть сознание уже не теряла. Потому что за свою героиню ей тоже приходилось дымить.

Но кое-как мы этот фильм общими усилиями досняли, и я даже получила деньги. Я понимала, что их надо привезти домой, потому что предстояло не только квартплату выделить из них, но и дачу оплатить – жили мы на мхатовской даче, естественно, не бесплатно. И вот я держу гонорар в кулачке и умом понимаю, что тратить нельзя ни копейки, но так хочется! Занесло меня в торговые ряды, где торговали какими-то турецкими шмотками и изделиями местных артелей. И я купила себе совершенно дурацкие шорты длиной до колена из какой-то парусины, разрисованные адским принтом: сверху синее, типа небо, внизу желтое – типа пляж – и на этом желтом изображены солнечные зонты, на которых красовалась надпись кока-кола. Я их надела, и мне показалось, что я в тренде. И шлепанцы еще купила – темная подошва, к которой прикреплялись ядовито-неоновые резинки. Я была абсолютно счастлива. Все это стоило копейки, а у меня было ощущение, что я модная. Я впервые за долгое время смогла себе что-то купить. А оставшихся денег хватило на оплату трех месяцев дачи и покупку продуктов.

Андрюша, кстати, тоже начал в то время зарабатывать деньги. Когда ему исполнилось полтора года, он впервые снялся в рекламе. Речь там шла о какой-то частной клинике, где лечили бесплодие. И люди в белых халатах рассказывали, как у них хорошо, а в конце появлялся улыбающийся карапуз. Это и был мой Андрюша. Сам по себе на руках у чужого дяди он улыбаться не хотел, поэтому режиссер сказал мне: «Вы возьмите его на руки, повернитесь спиной, мы возьмем крупный план и будем его развлекать». В кадре он пробыл в общей сложности буквально 15 секунд, но ему заплатили гонорар. И я потом ему рассказывала, что первую зарплату он получил в полтора года. Смешную, конечно, но это уже не имело значения.

Вторая реклама случилась в Андрюшиной жизни, когда ему исполнилось два. Он рекламировал какую-то шоколадку. Надо было откусывать от батончика и делать такое выражение лица, как будто ему очень нравится. А у него в этот день поднялась температура. Я сразу не заметила, думала, он вялый из-за того, что жарко, или потому что обстановка непривычная. В общем, Андрей один раз попробовал этот сникерс, второй. И не просто попробовал, а хороший такой кусок куснул и съел. А когда его попросили сделать третий дубль, говорит: «Не хочу больше». Я говорю – ребят, я постараюсь договориться с парнем, чтоб был третий дубль, но больше трех мы точно от него не добьёмся, это маленький ребенок, и он уже объелся сладкого. Подхожу к нему и говорю: «Андрюш, вот те, предыдущие, сникерсы были обычные, а этот другой. Даже если ты его откусишь совсем чуть-чуть, начнется волшебство». А сама трогаю его лоб и понимаю, что он горячий. Говорю съемочной группе: «Баста, этот дубль будет последним». И все начали скакать вокруг него, Андрюша улыбнулся, и все было снято. Я ему потом говорю: «Какой же ты герой! Ты с температурой снимаешься, как настоящие артисты».

На следующий день Андрюшка уже был в полном порядке, болезнь как рукой сняло. Мы добавили денег к его гонорару и купили маленькой снегокат.

А еще несколько лет спустя мой сын снялся в рекламе с самим Вячеславом Тихоновым. Это был очень красивый социальный ролик, за кадром звучали стихи, а в кадре были разные сцены. Снималось все в очень дорогом магазине детской мебели, там были кроватки в виде кораблей и машинок. Мы ходили, удивленно крутили головами – для нас это была невероятная, непозволительная роскошь. Я думала: «Боже, как бы я хотела ребенку такую спальню!» Много лет прошло, прежде чем я смогла ему такую спальню купить.

Сняли все очень красиво. Вячеслав Васильевич (играющий писателя) сидел за столом, а Андрюша (играющий его внука) у него в ногах на маленьком стульчике. Окно раскрыто, легкие занавески развеваются, бумаги со стола разлетаются, и мальчик собирает их и приносит дедушке.

Когда Андрюшу представили Тихонову, я ему говорю: «Посмотри на этого дядю. Твоя прабабушка, которую ты никогда не видел, очень любила этого артиста». А сама смотрела на этого уже взрослого, но по-прежнему очень красивого мужчину с благородной сединой и не могла поверить в то, что это реально – мой сын действительно снимается с тем Штирлицем, на которого когда-то буквально молилась моя бабушка.

Лето мы обычно проводили на даче в Серебряном Бору, с бабушкой, дедушкой и кузиной Ниной – так мы звали дочку Аристарха и его жены Ларисы. На даче жило несколько семей, но поскольку входы в дом у нас были разные, мы могли не пересекаться. Условия там не шли ни в какое сравнение с комнатой в коммуналке – на даче был свежий воздух и свои люди. Мы все собирались за завтраком на кухне, готовили, ели, слушали радио. И там же, в Серебряном Бору, мы познакомились с семьей Газмановых.

Недалеко от нашей дачи было небольшое, но очень красивое озеро под названием Бездонное. Мы с Андрюшкой ходили туда гулять, а однажды я взяла в прокат простенький катамаран, и мы отправились на водную прогулку. И вот плывем мы себе, лопасти крутятся, солнышко светит. И вдруг я замечаю, что неподалеку плавают мальчишки и один из них явно очень устал. Плывет кролем, но головой вертит как-то странно – видно, что он уже на пределе своих возможностей. Мы подплыли к нему, я аккуратно выдернула мальчика из воды и вытащила на поплавок нашего катамарана. Он отдышался немного и смотрит на меня. «А я вас откуда-то знаю», – говорит. Я говорю: «И я тебя знаю. Ты, случайно, не Родион Газманов?» А его тогда сложно было не узнать. Мальчик, который пел про собаку Люси, был известен на всю страну. «Да, – говорит, – это я и есть». Так и познакомились. Родион тут же сообщил нам с Андрюшей, что приехал он сюда на велосипеде, что у него есть немецкая овчарка, а папа ему дает пострелять из воздушного ружья. Андрюша смотрел на него во все глаза. Этот мальчик мгновенно стал его кумиром. Еще бы, у него и собака, и ружье, и велосипед. И неважно, что он был старше Андрея, мой сын привык общаться со взрослыми, он рос среди взрослых людей.