Он от огорчения даже нож с вилкой опустил, но рядом смачно чавкает Палант, и Митчелл торопливо отрезал себе кусок побольше.

С осетром мы не закончили, двери распахнулись, вбежало с полдюжины слуг, а за ними величаво вошли те же двое с носилками, надменные и с непроницаемыми лицами, на широком поддоне с четырьмя длинными ручками красного цвета высится нечто огромное с блестящей коричневой корочкой, утыканное блестящими спицами, а вокруг нечто типа зажаренных куропаток.

Волна хорошо прожаренного мяса со специями и горькими травами шибанула с такой силой, что Митчелл тихонько взвыл.

Слуги моментально убрали все со стола, старший поклонился мне, я не стал выбирать, а тем же властным жестом велел переставить вепря на стол. Целиком. Вместе с букетами цветов, торчащими из пасти и задницы.

Церемониймейстер, не выказав изумления, кивнул слугам, двое за его спиной быстро выдвинулись вперед и, ловко ухватив блюдо с вепрем, передвинули с носилок на освободившуюся середину стола.

Альбрехт злорадно улыбнулся, отработанную столетиями церемонию мы нарушили здорово, видно по суматохе среди слуг. И хотя действуют быстро, но не слаженно, хотя нам все здесь только повод поскалить зубы.

Вепря раздирали жадно и нарочито грубо, Палант громко чавкает, Митчелл взглянул с завистью и постарался перечавкать, пусть все видят и ужасаются мужеству и свирепости северных варваров.

– Поверят, – ответил я Альбрехту с запозданием, – чувство ужаса перед нашей мощью будет расти…

– А чувство благодарности?

Я отмахнулся.

– В конце, у некоторых, да и то сла-а-абенькое… Ух ты, что это напихали ему в задницу?

– Что-то съедобное, – определил Альбрехт. – Вроде мелкие птички, зажаренные отдельно. Не думаю, что отравлено.

– Отраву чувствую, – напомнил я. – Издали. Так что насыщайтесь спокойно, хотя покой нам только снится. У меня настроение портится, как только вспоминаю здешних магов.

– Думаете, не справимся?

Я поморщился.

– Здесь мир на магии. Я имею в виду экономику, а не гребаные файерболы! С файерболистами я бы одним мизинцем левой ноги.

Он ел молча, обдумывает, еще не увидел проблему во весь рост, но по моему настрою понимает: задачка еще та, мечом и Маркусом не решить…

За моей спиной двое слуг держат в руках подносы с золотыми кубками, третий принес такой же золотой кувшин и замер в недвижимости. Старший, как я понимаю, по напиткам взял у него кувшин, налил в кубок, медленно отпил, прислушался к ощущениям, все в это время не отрывают от него взглядов, брякнется или не брякнется с пеной у рта на пол, наконец он кивнул, налил в другой кубок и с поклоном поставил его передо мной.

Я поморщился, без всякой магии можно приучить организм к невосприимчивости к каким-то ядам, что убьют других, так что такая должность просто чушь собачья.

– Кубок сюда, – велел я и указал на свободное место на столе, – и еще вина… Чтоб хватило на всех.

Не меняя выражения лица, он повернулся, кивнул, слуга у дальней двери тотчас же исчез.

Лазиус от двери внимательно следит, как слуги вносят блюдо за блюдом. По его виду я прочел: не всех удалось отыскать, некоторых срочно заменил, но в целом пока что удается соблюдать порядок почти в таком виде, в каком отработано здесь за сотни лет.

Он же сказал вполголоса:

– Десерт.

И тут же в распахнутые двери начали входить такие же одинаково одетые слуги с носилками в руках, на каждых по торту размером в половину человеческого роста, что едва помещаются на золотых блюдах диаметром с колесо повозки.

Перед глазами зарябило от темно-шоколадных, нежно-белых, розовых, оранжевых, они проходили мимо, останавливаясь у стола на мгновение, наконец я кивнул:

– Этот.

Уже не переспрашивая, его переставили на стол целиком, только Митчелл проводил взглядом удаляющихся с остальными тортами.

– А те куда?

– Отдадут слугам, – сообщил я. – Митчелл, лопай, что дают. А то и ты станешь буржуем.

Он не стал спрашивать, что такое буржуй, отхватил кусок от пирамиды и переложил на свою тарелку. Альбрехт, сориентировавшись быстрее других, взглядом велел слуге наполнить ему кубок.

Темно-красная струя полилась красивой дугой, я ощутил изысканный и в то же время сильный аромат старого выдержанного вина.

Остальные тоже кто жестом, кто рыком велели налить им тоже, только Митчелл, нимало не церемонясь, выхватил у слуги кувшин и наполнил себе и сидящему рядом Паланту.

– Ваша Небесность, – сказал Палант, – а вина здесь изысканнее!

Я поморщился.

– Что за «Ваша Небесность»?.. Это умаление моего несравненного величия. Потому повелеваю обращаться ко мне просто «сэр Ричард».

Альбрехт проронил:

– Да, чувствуется шик.

Растер прогрохотал победным голосом:

– И сразу видно, императоров и королей много, а сэр Ричард один!

Палант воскликнул в негодовании:

– Что, и южники будут вас так именовать?

Военачальники протестующе загудели. Я вскинул руку с бокалом вина:

– Для всех сражавшихся со мной я сэр Ричард. А местные… пусть именуют, сообразуясь со своей фантазией и чувством вкуса. А у вас будет еще одна возможность поржать. Это важно для правильного пищеварения и подъема сельского хозяйства.

Растер осушил кубок, Митчелл тут же наполнил старшему другу и наставнику, Растер тяжело поднялся и подошел со спины ко мне.

– Сэр Ричард, теперь за истребление магов?

Я поморщился.

– Мало ли что мне хочется, сэр Растер.

Он прогромыхал:

– Но это же наши враги?

– Не всех врагов нужно уничтожать, – сказал я, – сразу. Мы же взрослые, сэр Растер! А это значит, что как бы мудрые. Или хотя бы умные. Хоть в чем-то. Лучше в важном, что у нас почему-то редко.

– Сэр Ричард?

– Здесь, – объяснил я, – на магах все держится! Экономика, политика, благосостояние… Уничтожить одним махом башни Великих Магов можно…

– Вместе с их хозяевами!

– Вместе с их хозяевами, – согласился я. – Но что это даст стране и сельскому хозяйству?.. У Великого Мага сотни помощников в его крепости и тысячи по королевству, что лечат народ, улаживают конфликты, следят за тем, чтобы все были сытыми и счастливыми… Перебив магов, мы готовы все это обеспечить сами вот так сразу?

Альбрехт произнес холодным трезвым голосом:

– Мне кажется, сэр Ричард не сможет уничтожить все Башни Магов разом, не уничтожив и само королевство.