– Да, – шепчет она. – Именно об этом я и говорю.

И вот мы подходим к сути, к причине, по которой она здесь сегодня вечером, к причине, по которой я не мог заснуть после семейного ужина и по которой провел сегодняшний день, наказывая себя в спортзале, а позже в офисе.

Не знаю, что бы сделал порядочный человек на моем месте. Могу только догадываться, что сделал бы бесстрашный.

Я обхожу кухонный островок, берусь за спинку ее стула и разворачиваю лицом ко мне. Затем убираю локоны с одной стороны лица, чтобы обхватить ладонью ее щеку, и наклоняюсь ближе.

– Да, – выдыхаю ей в губы.

– Да? – дрожащим голосом переспрашивает Зенни, как будто не верит мне. Затем немного отстраняется, чтобы внимательно посмотреть в мои глаза. – Серьезно? Да?

– Да. В течение следующего месяца мое тело принадлежит тебе.

– О, Шон, – шепчет она, обвивая руками мою шею. Ее невероятно мягкие и соблазнительные губы касаются моей щеки, и мой член мгновенно упирается в ширинку брюк, напоминая мне, что я всего в полушаге от того, чтобы оказаться меж ее бедер. От того места, где швы джинсов сходятся прямо под ее драгоценной киской.

– Спасибо, – говорит она, целуя меня в щеку. – Спасибо, спасибо. – А затем поворачивает голову, находит мой рот. И мой мир вспыхивает огнем, сгорая дотла, когда остаются только ее податливые губы, пытливый язык и его сладкий вкус.

Это так банально, но, целуя Зенни, я чувствую себя моложе; это напоминает мне о заводящих поцелуях в подростковом возрасте, когда каждое прикосновение, каждая ласка чертовски возбуждает. Когда становишься взрослым, поцелуи могут превратиться во что-то формальное, в пролог, необходимую прелюдию, чтобы возбудить женщину, заставить ее извиваться ради того, чего я действительно хочу, но подростком я жил ради поцелуев. Жил, чтобы целоваться. Однажды даже кончил в штаны, когда целовался в кинотеатре с девушкой по имени Джиана Савиано.

Я уже и забыл, насколько потрясающими могут быть простые поцелуи.

Боже. Мне хочется подхватить ее на руки, отнести в свою спальню и целовать там всю оставшуюся жизнь. Когда она прижимается ко мне всем телом, я обнимаю ее, и наши ноги переплетаются. Просто целовать, целовать, целовать…

Однако моему члену недостаточно одних поцелуев, он упирается в брюки и ноет от недостатка внимания, и если я продолжу, то, боюсь, зайду слишком далеко, слишком быстро; что уложу ее поверх муки и всего этого бардака и буду трахать свой кулак, пока лакомлюсь ее киской; что тогда мы сразу перейдем к нашей договоренности, не сделав то, что должны.

А именно – поговорить.

Я неохотно отстраняюсь, удивляясь, как сильно и бешено бьется мой пульс. Я как будто принял участие в забеге, мое тело разгоряченное, задыхающееся и покрыто испариной.

– В чем дело? – спрашивает она, напряжение снова сковывает ее тело. – Ты не хочешь… ну, знаешь… поцелуи не входят в список того, что мы можем делать?

– Они в списке, – рычу я в ответ. – В этом долбаном списке есть все.

Она заметно расслабляется.

Я касаюсь большим пальцем ее нижней губы, затем провожу по чуть более пухлой верхней.

– Этот рот… Я хочу лакомиться им, трахать его, поклоняться ему и быть жестким. – Позволяю своей руке скользнуть вниз, проводя кончиками пальцев по ее затвердевшим соскам. На ней тонкий лифчик, который не мешает теребить ее сладкие бугорки. – На самом деле, именно такие желания я испытываю ко всему твоему телу.

Теперь ее губы приоткрыты, и она смотрит не на меня, а на мои пальцы, лениво пощипывающие ее соски через футболку, как будто она никогда не представляла себе ничего подобного, как будто никогда не ощущала на своем теле мужской руки, большой и опытной.

– Но, – продолжаю я, опуская руку, и едва не кончаю при звуке ее разочарованного стона, – сначала нам нужно поговорить.

– Поговорить?

Я делаю шаг назад, затем еще один. Отдаляться от ее упругой груди с маленькими торчащими сосками мучительно больно, но это нужно сделать.

– Поговорить, – подтверждаю я. – Я почти отказался, Зенни, и единственная причина, по которой могу сказать «да», – мое обещание себе, что сделаю все правильно. Поэтому, пожалуйста, позволь мне сделать это правильно.

Она кивает. Однако от меня не ускользает, как она слегка ерзает на стуле, словно пытается унять боль между бедер, и я едва сдерживаюсь, чтобы не броситься к ней и не помочь в этом. Для этого понадобятся всего лишь два пальца прямо поверх ее джинсов. Два пальца и две минуты, и я заставил бы ее почувствовать себя намного лучше.

«Плохой Шон. Сосредоточься».

Слоеное тесто и разговор.

– И это будет выглядеть, как деловые переговоры? – спрашивает Зенни. – Тщательно изучим условия, написанные мелким шрифтом?

Вместо того чтобы ласками довести Зенни до оргазма, когда она, задыхаясь, выкрикнет мое имя, я снова беру скалку, скорее для того, чтобы чем-то занять руки (хотя смутно помню, что ужин все еще находится на разных стадиях приготовления).

– Именно это и было моей первой мыслью, – признаюсь я, раскатывая слоеное тесто. То, как ее глаза следят за моими предплечьями, пока я работаю скалкой, еще больше лишает самообладания. – Но дело в том, что, если вдуматься, деловые переговоры – это дерьмовая вещь. Их главной целью является выяснить, что ты можешь получить от другого человека, не дав ничего взамен. И я не хочу, чтобы у нас было именно так.

Кажется, мои слова как-то влияют на нее, потому что она поднимает на меня взгляд, и ее глаза светятся доверием, а на лице появляется некая настороженность. Ее противоречия – доверие и защитная броня, смелость и застенчивость – для меня как кошачья мята. Они проникают в те уголки сознания, о существовании которых я даже не подозревал, дергая за невидимые нити в груди, которые я не могу определить.

Она, черт возьми, очаровывает меня.

– Значит, не деловые переговоры, – говорит она.

– Нет, – отвечаю я, раскатывая тесто, и оно тут же рвется пополам, что заставляет Зенни смеяться. В шутку бросаю на нее хмурый взгляд, пока пытаюсь уложить кусочки теста в форму. – Не переговоры. Что скажешь о встрече и оказании паллиативной помощи вместо этого?

Она слегка наклоняет голову, ожидая продолжения, что я и делаю.

– Понятно, что мы собрались тут не потому, что умираем, но, когда моя мама была на приеме у врача, мне запомнилось то, как они говорили. – Овощи наконец-то поджарились, я отставляю в сторону форму с тестом и начинаю смешивать начинку. – Я думал, мама придет