представляю, какой была бы на вкус ее киска, как бы она пахла, как бы Зенни задрожала, пока я бы обводил языком темный бутон между ее складочек после того, как пососал ее клитор.

Я всего лишь зверь, мужчина, одержимый потребностью трахаться.

Так почему же слова «ты был ответом на мои молитвы», были последними, что промелькнуло в голове перед тем, как я кончил?

* * *

– С мамой все в порядке?

– С мамой все хорошо, чувак. Извини, что заставил волноваться.

Несколько минут спустя я переодеваюсь в другие брюки и свежую рубашку, вытираю сперму с бетонного пола и сижу в своем домашнем офисе, тупо уставившись на книжные полки, на которых примерно половина того делового хлама, который вы видите в списках бестселлеров, не связанных с фантастикой, и примерно половина исторических любовных романов, классифицированных по поджанрам (эпоха регентства, Викторианская эпоха, Американский Запад), а затем разложенных по полкам в алфавитном порядке по авторам.

О, и я позвонил своему брату. Потому что сейчас чертовски волнуюсь, и он единственный человек в моей жизни, которому я доверяю, который может дать мне какой-либо совет, когда дело касается призвания священника и секса.

Практически слышу, как Тайлер расслабляется после того, как я говорю ему, что мама не вернулась в больницу.

– Тогда в чем же дело? – спрашивает он. – Знаю, ты не стал бы звонить, если бы все было хорошо.

Это правда, к лучшему это или к худшему, и я не уверен почему. Я люблю Тайлера, но он никогда не нуждался во мне так, как Эйден и Райан… как Лиззи до ее самоубийства. И поэтому у меня вошло в привычку быть фактическим опекуном мальчиков семейства Белл: следить за тем, чтобы Эйден достаточно спал, помогать Райану подать документы в колледж и найти квартиру, напоминать им обоим, чтобы они навещали и звонили маме. Но Тайлер освобожден от моего контроля. Когда доверяю и уважаю кого-то, когда ценю его время и его суждения, я совершенно не против, что мы можем по несколько недель не общаться, потому что знаю, что без меня прекрасно обойдутся. Тайлер подпадает под эту категорию. Взбалмошный, импульсивный Эйден, вероятно, никогда там не окажется.

– Ну, немного неловко спрашивать, – признаю я, – но мне нужен совет. Э-э-э… О женщине.

– Нужно ли мне напоминать тебе о том времени, когда я был священником? – сухо спрашивает Тайлер. – Я, наверное, не самый лучший человек для советов в этой области.

Я встаю, не в состоянии усидеть на одном месте.

– Ну, она католичка.

– Шон, они же не инопланетная раса. На самом деле, думаю, у мамы до сих пор где-то хранится награда «Лучший знаток Ветхого Завета», которую ты получил за участие в викторине в библейской школе на каникулах.

Я непроизвольно кривлюсь, потому что мне не нравится вспоминать о том мальчике, которым я был раньше, о том, кто верил в Бога и проводил каникулы в библейской школе, склеивая палочки от эскимо, и вместе с Элайджей дразнил Лиззи и ее друзей на церковной игровой площадке. И впервые я осознаю, по-настоящему, в полной мере, что, проводя время с Зенни, мне придется не раз вспомнить этого мальчика. Если я собираюсь заманить Зенни в страну сомнений, мне придется вспомнить, почему я вообще оказался в стране веры.

– Она что, какая-то необычная католичка? – спрашивает Тайлер. – Типа из тех, кто придерживается правил, действовавших в смутное время до Второго Ватиканского собора?

– Меня раздражает, что все еще помню, что это значит, – вздыхаю я. – И нет, она не имеет ничего против богослужений на английском и тому подобное. По крайней мере, я так думаю. Скорее, она хочет стать монахиней. – Не раздумывая больше ни секунды, выпаливаю я, но неловкое молчание на другом конце провода заставляет меня пожалеть о сказанном. – Знаешь, не бери в голову. Я…

– Шон, – перебивает Тайлер, и я слышу, как он уходит в другую комнату и закрывает дверь. – Прежде чем мы продолжим, мне нужно знать, не сгущаешь ли ты краски. Хоть раз в жизни будь серьезным.

Провожу подушечкой пальца по корешкам книг Сары Маклин в мягкой обложке.

– Я не преувеличиваю. Через месяц она станет послушницей.

В трубке слышится длинный тяжелый вздох.

– Что ты натворил?

– Послушай, я ничего не натворил…

– Можно подумать.

– Клянусь. Скорее… Мне нужно убедиться, что я и дальше ничего не сделаю. А если что-то и сделаю, то это будет что-то правильное.

«Я прошу всего лишь месяц».

«И ничего такого, чего ты не хотел бы дать».

«Я обращаюсь к тебе, потому что ты единственный человек, который может мне помочь и которому я доверяю».

Я провожу рукой по волосам, стараясь собраться с мыслями. С чувствами. С желаниями своего упрямого члена.

– Итак, ты познакомился с девушкой, – напоминает Тайлер, когда я продолжаю какое-то время молчать. – То есть монахиней.

– Ну слово «познакомился», – отвечаю я, поворачиваясь, чтобы прислониться к книжной полке спиной, и пялюсь на стену, увешанную дипломами и академическими наградами, – оно подразумевает, что мы не знали друг друга раньше.

– Шон.

«Да просто скажи ему».

– Это сестра Элайджи, – неохотно признаюсь я.

– Зенни? Но ей же только…

– Тайлер, она больше не ребенок. Ей недавно исполнился двадцать один год, она на последнем курсе колледжа. И прежде чем ты спросишь, нет, наши родители так и не помирились с Айверсонами.

Тайлер тихо ворчит на том конце провода, что-то похожее на: «Ну стоило бы уже», на что я не обращаю внимания. Может, если смотреть на вещи в трезвом уме, Айверсоны и не были виноваты в разладе, но в день похорон Лиззи все мыслили неразумно, а после разгоревшейся ссоры казалось безопаснее не трогать все еще тлеющие осколки. Безопаснее просто встать на сторону моих родителей и сохранить дружбу с Элайджей, отделившись от всей этой боли и разочарования. Тайлер, будучи «мистером Совестью», единственный выступал против этого разлада, но его мнение ничего не изменило, а лишь усложнило ему жизнь.

Вот до чего может довести вас совесть.

И вот почему так жутко неудобно, что теперь и у меня она появилась.

До того, как Тайлер переключается в режим лекции, я рассказываю ему о благотворительном вечере, а затем о проблемах с собственностью Кигана и приютом доброго пастыря. Затем дрожащим слабым голосом, чего не хочу признать, делюсь с ним эмоциями о сегодняшнем визите Зенни. О ее ситуации.

Ее просьбе.

Тайлер молча слушает мой рассказ, и постепенно мне становится все легче и легче говорить. В какой-то момент я задаюсь вопросом, не так ли чувствовали