наш простой эксперимент становится чем-то большим. Мне кажется, будто передо мной поставили какую-то вселенскую задачу исправить ошибки моего предшественника. Почитать эту женщину, которая заслуживает того, чтобы ее любили, заслуживает знать, какие приятные вещи может чувствовать и делать тело.

Естественно, я не верю в судьбу и тому подобное, поэтому то, что я сейчас испытываю, скорее всего, мое воображение. Верно? И то, как напрягается мое тело, когда я смотрю на эту храбрую, ранимую девушку и молча клянусь дать ей все, что могу… В этом нет ничего духовного, это просто биология.

Верно?

– А что насчет тебя? – застенчиво интересуется она. – Что ты делал?

– Просто считай, что я попробовал все, – отвечаю я.

– Все?

– Ладно, на «Порнхабе» есть несколько категорий, которыми я не увлекался, но по большей части – все.

– Что насчет возлюбленных?

– У меня никогда не было любимой девушки, и я ни с кем не встречался еще с колледжа.

– А почему? – спрашивает Зенни. – Это ведь нормальное явление – ходить на свидания?

– По большей части у меня нет времени. – Пожимаю плечами. – И, ну, я люблю покомандовать, как ты, наверное, заметила. Женщинам нравится такое в постели, но в реальной жизни моя властность доставляет немало проблем.

– Насколько ты властный?

Я на мгновение задумываюсь. Затем решаю.

– Ты действительно хочешь знать?

Мне совершенно не кажется, что ее зрачки расширяются, когда она отвечает:

– Да.

– Когда закончим с разговорами, я тебе покажу.

– В качестве поощрения?

– Да, милая, именно так.

Она пытается скрыть улыбку, когда я называю ее «милая», и я тут же решаю, что буду называть ее всеми ласковыми словами, какие только существуют, если это сделает ее такой очаровательно счастливой.

– Вернемся к разговору, – говорю я, и мой голос полон энтузиазма, потому что, черт побери, у меня стояк. Я хочу покончить с этим и перейти к ужину, а потом… ну, вы понимаете.

К поощрениям.

– Границы, – продолжаю я. – Мне нужно знать твои границы.

Такой откровенный разговор, кажется, возвращает ее в состояние спокойствия и уверенности, и в ее голосе снова звучат обычные звонкие нотки, пока она перечисляет вещи, над которыми явно уже размышляла.

– Никаких сцен с кровью и другими жидкостями и «тройничков». Если мы соберемся попробовать что-то извращенное, то сначала обсудим это, и у нас обоих будут стоп-слова. И, разумеется, я не могу рисковать забеременеть или заразиться какой-нибудь болезнью. Я уже несколько лет принимаю противозачаточные, чтобы справиться с мигренью, но все равно хочу пользоваться презервативами.

– Конечно.

Она выглядит удивленной, что я совершенно не возражаю на последнее условие.

– Я всегда пользуюсь презервативами, – говорю ей. – Здесь тебе не о чем беспокоиться. А со всем остальным мы легко разберемся.

– Ладно, хорошо, – продолжает она. – И это не должно мешать моей учебе или волонтерской деятельности, так что нам, возможно, придется проявить изобретательность касаемо наших встреч.

– Это я беру на себя.

Она сжимает мои руки.

– А у тебя какие границы?

Я рад, что она спросила, потому что последние двадцать четыре часа пытался определить допустимые нормы этого соглашения, отыскать любую этическую лазейку, любую формальность, за которую мог бы уцепиться и подумать про себя: «Я не плохой человек и поступаю так, чтобы помочь ей. Я могу сделать это, оберегая ее и одновременно давая нам насладиться тем, чего мы оба хотим».

– У меня есть одно условие и одно ограничение, – говорю ей. – Условие заключается в том, что наше дело никоим образом не будет связано с собственностью Кигана. То, что мы делаем в постели, никак не влияет на мои попытки найти новый приют… или на твои попытки опорочить мою репутацию в прессе, если ты захочешь продолжать.

– Договорились. – Ее глаза сверкают.

– А ограничение… Я не буду кончать.

Зенни выпрямляется, отстраняясь от меня, и скрещивает руки на груди.

– Прости, я чего-то не понимаю.

– Я хочу делать это с тобой… для тебя… но не собираюсь злоупотреблять положением и использовать тебя. Я не хочу, чтобы возникали какие-либо сомнения в том, что я делаю все это для тебя.

– Значит, ты вообще не собираешься кончать, когда мы вместе?

Честно говоря, я на самом деле не загадывал так далеко вперед. Только решил, что совесть не позволит мне кончить в рот монахини.

– Не знаю. Я…

– Потому что я на это не согласна, – перебивает Зенни. – Ты сказал, что в списке есть все, и в данном случае я отказываюсь идти на компромисс. – Она делает паузу, а затем продолжает: – Мне нужно, чтобы ты тоже получал удовольствие. В противном случае, мне кажется, я упущу что-то важное.

– Милая, в этом нет ничего особенного. Просто сперма.

Она качает головой, возражая.

– Для меня это что-то особенное. Времени всего месяц, и я не собираюсь ничего упускать.

Я потираю челюсть, пытаясь собраться с мыслями, чтобы найти какой-нибудь способ убедить ее, но, боже мой, все, о чем могу думать, это ее желание видеть, как я кончаю.

– Может, договоримся, – говорит Зенни, – что ты будешь кончать, когда мы вместе, но не я буду доводить тебя до оргазма? Не мои руки, или рот, или… ну, знаешь.

– Твоя киска?

– Моя киска, – повторяет Зенни, и теперь мы пристально смотрим друг на друга, думая об одном и том же. О том, как я проникаю глубоко в нее, даря ей блаженство.

– Договорились, – хрипло соглашаюсь я.

Она наклоняется вперед и целует меня. Сначала нежно, затем страстно, когда я целую ее в ответ, и придвигается ближе, чтобы потереться о мой возбужденный, жаждущий член.

– Мы уже закончили разговор? – спрашивает она, отрываясь от моих губ. – Пожалуйста, скажи «да».

Я улыбаюсь ее рвению и качаю головой, в последний раз нежно целуя ее, прежде чем отвечаю:

– И последнее.

Она стонет.

Но это нельзя игнорировать, и это не может ждать. Я снова беру ее руки в свои и провожу губами по костяшкам ее пальцев.

– Зенни, я не хочу продолжать без… Я имею в виду, я хочу знать, что есть…

Проклятье. Я не могу найти нужных слов. Это так же неловко и интимно, как говорить о сексе, и я безуспешно пытаюсь найти способ, как сделать это правильно.

Я начинаю снова, пристально глядя на нее снизу вверх.

– Ты молода. Ты так молода. Элайджа… он попросил меня оберегать тебя, и я почти уверен, что сейчас делаю совершенно противоположное. Я никогда раньше не встречался и не трахался с кем-то, кто мне небезразличен, или кого должен оберегать, и я жутко боюсь причинить тебе боль. Боюсь, что совершаю ошибку.

Ее медные глаза, такие