он начинал понемногу жалеть о том, что не рассказал перед выходом своей маме, как Мартин на днях пнул соседскую собаку, вовсе не злую, или как он расхаживал по улице без шапки, хотя Мария настаивала, чтобы он ее надел, иначе отморозит мозги. «А может, он уже их отморозил?» – подумал Штепан.

– Сейчас все сделаем, и о нас напечатают в газете, – заявил Мартин, сворачивая на Рогожника. – И не иначе, как на первой полосе. Конечно, мое имя поставят в заголовке, но и тебя упомянут в статье. Может, даже по телевизору покажут. Представляешь?

Он уже грезил о том, как его станет уважать… нет, даже не полиция, и не соседи, и не сверстники в школе… его будет уважать мама Мария. Как только она прочитает о нем в газете – больше не сможет называть его бестолковым при посторонних. Это все, о чем он успел подумать, прежде, чем заметил, что шагает по снегу в одиночестве.

– Ты чего остановился? – спросил Мартин, глядя на отставшего Штепана. Красный оттенок их щек был едва различим в нарастающих сумерках. – Пойдем скорее, нужно еще успеть вернуться.

Штепан, осознав, какую ошибку совершил, доверившись другу, уже представлял, как их будет мучать сам Черный человек. По очереди, причем его, Штепана – первым. А все потому, что Мартин, как обычно, найдет способ свалить вину на других.

– Мне страшно, – сказал Штепан, опустив рукой шарф, чтобы друг точно расслышал слова. – Может, позовем кого-нибудь из взрослых?

– Вообще-то я тебе только что объяснял: взрослым нельзя верить!

– Может, лучше днем сходим? – он огляделся. Убедившись, что на долгой улице, по которой они шагают, не горят фонари, сопроводил движение своих глаз жестом руки. – Здесь ничего не видно. Как мы поймем, что нашли нужный дом?

– И это я тебе говорил: жил по ночам под мостом человек – значит, днем он будет дома. Не зря мне в школе говорили, что ты глуповат.

Убежденный своими же аргументами, Мартин собрался было продолжить путь, но к его удивлению Штепан с места не сдвинулся – лишь ритмично завертел головой, словно она была на пружине, как у куклы.

– А что, если я скажу тебе заклинание против Черного человека?

– Против него нет заклинаний! – сказал Штепан дрожащим голосом, готовясь заплакать.

– А вот и есть!

– Какое?

– Нужно сделать руки вот так, – сложил он ладони вместе на груди, – и сказать: «Изыди грех, изыди Сатана!»

– Ты это сам только что придумал! – воскликнул Штепан, топнув от негодования. В ответ на его крик раздалось недовольное карканье ворон, следящих за ребятней с проводов.

– А вот и нет!

– А вот и да!

– А вот и нет! Я такое в кино видел, так священник беса прогнал, значит и нам поможет. Уже поздно менять план, – показал Мартин листок с текстом, написанным детским корявым почерком. – Если хочешь идти – оставляй телефон и пирог, и ищи сам, как добраться до дома.

Штепан заревел.

– Будешь реветь на холоде – ослепнешь. Разве мама тебе об этом не говорила? – презрительно сказал Мартин, но друг не успокаивался. Осознавая, что весь план может полететь под откос, он решил применить запрещенный прием:

– Если ты не пойдешь со мной, то завтра же я расскажу всем в школе, какой ты плакса. А еще я скажу, что ты описался при мне.

Штепан закрыл глаза руками и провыл:

– Но мне страшно.

– А ты не бойся, – ободряюще произнес его друг, выхватил телефон у него из рук и отступил к скошенному срубу дерева, находящегося в тени. – Если увидишь что-то страшное – напугай в ответ. Меня так учили. Смотри, как это делается…

Он включил на телефоне фонарик, приложил его к груди и направил луч света вверх, на свое лицо.

– Бууу! – протянул он. – Страшно же? Бууу!

Штепан убрал руки от лица. Его глаза раскрылись настолько, что казалось, они вот-вот выпадут. Увиденное опрокинуло его назад, на спину. Он попытался закричать, но крик его звучал где-то внутри, на выходе превратившись в судорожную икоту.

– Чер… чер… – его стучащие зубы откусывали от слов куски.

Луч телефонного фонарика выхватил из темноты фигуру мужчины огромного роста, склонившуюся над ребенком, которую Штепан принял за сруб громоздкого дерева. Фигуру, одетую в черное. Черного человека. Его лицо – точно закрытая печь, глаза огненные, столь яркие, что от одного взгляда в них звенело в ушах. Разоблаченный лучом света, он замер, точно скульптура, на полпути, готовясь вцепиться в ничего не подозревающего мальчишку.

Увидев испуганного друга, Мартин сделал шаг навстречу.

– Бууу!

Словно привязанный к нему красный шар, багровое лицо проследовало за ним.

Мартин громко расхохотался. Беззвучно засмеялось и красное лицо над ним. Со стороны казалось, будто бы это смеется Черный человек детским смехом.

Испуганный Штепан вскочил так резко, что шарф, окутывавший его шею, не выдержал и слетел вниз. Но на него мальчик не обратил внимания, как и на пирог, оставленный на снегу. Точно марафонец на короткой дистанции он принялся бежать изо всех сил, а провожал его громкий смех то ли друга… то ли убийцы.

Штепан мчался, вдребезги разбивая сугробы, и ему казалось, что за каждым углом – Черный человек, каждое дерево – на самом деле прикрытая черным плащом спина, а карканье встревоженных ворон – зловещий смех. Он мерещился везде и всюду, он окружил его одним собой. Он точно тень – чем быстрее от него убегаешь, тем быстрее он за тобой гонится.

– Изыди грех, изыди Сатана, – едва слышно повторял мальчишка.

Ослепший от слез ужаса и отчаяния, он не видел куда бежит, но продолжал бежать. А где-то там, за его спиной, над улицей Рогожника пронесся громкий и короткий, точно выстрел, детский крик, и наступила абсолютная тишина.

Глава 18: Случайная смерть

Не прошло и часа с того момента, как появившийся ранним утром в отделе Кристоф Адлер погряз в канцелярской волоките. На запрос, направленный в психиатрическую клинику при университете Чарльза вскоре пришел ответ в виде списка из 2х сотен мужчин. Пытаясь систематизировать данные, следователь вывел критерии, согласно которым список уменьшался с каждой строкой.

Из 2х сотен почти половина оказалось ростом свыше 175 см. В какой-то момент полицейский даже подумал, что психическое расстройство имеет прямое отношение к человеческому росту. Из этой массы он вычел тех, чей случай относится к геронтопсихиатрии. Среди оставшихся больных привлекались к суду за совершения насильственных действий в отношении противоположного пола – 19 человек, с сексуальным подтекстом – 19 человек. Последние два пункта Адлер перепроверил несколько