– Ну, все, все, не плачь, не-Петра.

Озадачившись его спокойствием, но продолжая рыдать, поднялась и она.

– На что ты готова пойти, чтобы покинуть это место?

– А ты позволишь?

– Ну, конечно, – он удивленно скосил брови, будто принял вопрос за оскорбление.

– Но я не знаю, что тебе нужно…

– Просто скажи: ты готова пойти на все, что угодно, лишь бы покинуть это место?

– Да, – воодушевленно кивнула она. – На все, что угодно.

– Что ж, будь по-твоему.

Он коснулся ладонью ее взмокшей щеки, точно вытирал слезы, но вдруг его пальцы скользнули по подбородку и впились в шею. Вторая рука тут же обхватила затылок и вместе они потянули вверх. «Л.» оторвал Эльзу от земли и удерживал на вытянутых руках.

Она попыталась закричать, но из горла донесся лишь тихий хрип. Ей не хватало дыхания. Впилась в пиджак обидчика, потянулась ногтями к его лицу, но его руки оказались слишком длинными и слишком сильными для нее. Вот она ударила ногой и почувствовала, как он вздрогнул и едва не выронил. Еще немного, и он не удержит! Опершись ступней в твердую, как стену грудь, она толкнула изо всех сил, но в этот момент сковавшие ее челюсть и затылок пальцы рванули против часовой стрелки.

Она не услышала хруст позвонков.

Последним, что привиделось ей перед смертью – образ матери, будящей ее ранним утром. Склонившись, мать произнесла тяжелым, почти металлическим, но смиренным мужским голосом:

– Вот теперь все хорошо.

* * *

Черный человек стоял в раздумье: «Как же так получилось? Наверное, всему виной родители Петры, не уделявшие в детстве ей должного внимания, ведь уважать или нет – вопрос выбора, относиться с уважением – воспитания». Эту идею он почерпнул среди книг, которые сегодня принес своей «Петре» в комнату. Теперь ему стало жаль, что она не ознакомилась с их содержанием. Возможно, тогда бы она вела себя по-другому.

И все же упорства ей не занимать: готова пойти на смерть, лишь бы уйти от него! Впрочем, ничего удивительного. В прошлый раз она вела себя столь плохо, что ее пришлось задушить в момент встречи на улице.

– Ну вот, – подытожил он, небрежно таща ее за ноги к подвалу, – теперь снова будут сниться кошмары, если вообще удастся уснуть.

* * *

На землю спустились сумерки, придавая всему мертвенный голубоватый оттенок, и только вознесшаяся над городом луна не позволяла предметам полностью раствориться во тьме. Улица Рогожника в Среднечешском краю проводила день, ее жители, точно в забвении, ушли на покой, и лишь в окнах крайнего дома маячил огонь. Свет ламп освещал комнату, где стояла кровать, все еще хранящая запах Эльзы Лиховской.

Несколько свиней собрались в зале. Подняв вверх мокренькие пятачки, с любопытством обнюхивали граммофон, из которого доносилась песня тонкоголосой виолончели. Их хозяин убежден, что именно так должна звучать человеческая душа, будь она музыкальным инструментом. Свиней, постигающих красоту музыки, то и дело отвлекал металлический шелест, доносившийся из подвала.

Черный человек сменил привычный костюм на сшитый из простыней фартук, заточил отполированный добела мясницкий топорик, нарастил на нем рукоять. Теперь, находясь в опущенной руке, оружие обухом касалось земли. Длиннее рукоять – больше амплитуда, больше амплитуда – глубже разрез!

В блестящем лезвии топора отражался разделочный стол с аккуратно уложенным на него женским телом. Под столом – металлическая ванночка для сбора крови – безымянная могила десяти человек. «Л.» соберёт кровь, чтобы оставить послание на стенах города, а излишки выжжет паяльной лампой. Раньше он использовал для этих целей техническую соляную кислоту, но она давала много отходов.

Как и положено мяснику, перед разделкой он обмыл тело «Петры», а теперь никак не мог преступить, любуясь ее красотой. Из-за перелома шея девушки утончилась, стала длиннее. Жаль, что в этот раз у них ничего не срослось, но хорошо, что он терпелив. Возможно, стоит поработать над манерами, и тогда она захочет остаться. Он улыбнулся, подумав, что не соврал: в конечном счете, ее мучения закончились. Она выглядит очень спокойной.

Вдруг в ее образе его что-то смутило. Он не видел, что именно, но чувствовал это нутром.

– И вновь притворяешься, – недоверчиво произнес «Л.». – Ладно, ты притворялась, что не помнишь меня, затем, что хочешь остаться, но притворяться мертвой – по-твоему, это смешно? Ты не сможешь меня разжалобить, так что прекращай.

Он коснулся ее холодного лба, убедился в отсутствии пульса.

«Она притворяется, – подумал он. – Притворяется очень искусно».

– Петра, дорогая, по статистике в споре чаще проигрывает тот, кто его затевает, так что вставай! А в прочем – я тебе подыграю, – он занес над ней топор. – Если не поднимешься, мы начнем на счет три. Готова? Итак:

Раз…

Два…

Три.

Из подвала он поднялся спустя два часа.

Ах, Петра! Он еще не успел избавиться от ее присутствия в доме, как уже сегодня встретил ее на улице, у Хаверовского парка. Она меняет образы с талантом итальянца Фреголи2. Каждый раз он приводит ее домой, и каждый раз она пытается сбежать. Так глупо… будто бы она не знает, чем это закончится.

Черный человек умылся, переоделся, вышел на улицу, поднял взор к небу, поправил галстук, причесал волосы. Это не он смотрит на звезды, это звезды смотрят на него, россыпью отражаясь в линзах его черных очков. Он вновь слышит их сладкие голоса, не дающие спать по ночам. Они затихают только тогда, когда «Петра» находится рядом, но полностью не замолкают никогда.

Вдалеке послышался приглушенный гром, над небом принялись сгущаться свинцовые тучи.

– Я понял, понял, не нужно так нервничать, – произнес «Л.». – Я приведу ее снова. Завтра.

Возвращаясь в дом, он знал, что за ним наблюдают с небес, и чувствовал, как тело его наполняется волей грозы.

Глава 16: Бесконечность

В отличие большинства сотрудников Центрального отдела полиции, чье рабочее время измерялось часами, Кристоф Адлер измерял свое рабочее время выкуренными сигаретами. За последние пару-тройку дней их число увеличилось с 10 до 15. Вчера он задержался допоздна, потому ушла вся пачка.

Из круга «сестер по оружию» Лиховской следователям стало известно, что среди ее клиентов только один худо-бедно подходит под описание подозреваемого. Им оказался гастролер по имени Жан Жак Филипп. Но первые же наводки показали, что если на момент убийства мясника Томаша Жан Жак находился на ночной смене в составе строительной бригады, то на момент исчезновения Лиховской и вовсе пребывал за границей, в Дрездене, что подтвердила перевозочная компания и гостиница,