Потом он провел месяц в Париже перед тем, как вернуться в Дублин, где он планировал задержаться подольше перед тем, как вернуться в Нью-Йорк. Но тогда в ирландской прессе появились первые сообщения об убийствах светских девушек в Америке, и ему пришлось выехать на насколько недель раньше, чем планировалось. Что-то в этом деле его заинтриговало, и, снова увидев в газетах имена Ардженти и Джеймсона как главных сыщиков по новому преступлению, он затосковал, несмотря на то что теперь дело было совсем иного характера.

И вот теперь, когда появилось рукописное письмо, этот самозванец сделал смехотворное заявление, что именно он – его автор. Якобы «разница» почерков преступления – другой контингент девушек и откровенное отсутствие жестокости – была лишь прикрытием, чтобы нельзя было обнаружить никакой связи с его прошлыми жестокими убийствами.

Он просмотрел статьи в дневных газетах. Заголовок одной их них гласил: «Автором последнего письма признан Потрошитель», но дальше в статье говорилось, что эксперты не согласны с этим или не уверены. Остальные статьи более честно заявляли, что графологи сомневаются и что окончательного о письме ничего сказать нельзя.

Читая, он неспешно пил свой кофе, размышляя о том, что мог бы подумать обо всем этом Финли Джеймсон. Определенно, тот был уверен, что письмо не от него. Но любопытно, что в статье упоминались личные соображения криминалиста насчет письма. «Разные» эксперты были объединены в одно целое.

Заявление о том, что эти убийства являются лишь новым этапом в цепи его прошлых преступлений, его не смущало. Но больше его тревожило, что новый метод убийства был гораздо более совершенным. Словно бы его собственный метод оказался более неуклюжим и, следовательно, менее остроумным. Предположение о связи с ним мог сделать только сам убийца. И это был первый промах. Он позволил себе возгордиться своими преступлениями. Погибели предшествует гордость, и падению – надменность[6].

Различные ложные наводки в письме разозлили его. Как лучше это исправить? Много раз он думал о том, чтобы раскрыть Джеймсону и Ардженти, как он провел их в ту последнюю ночь. В конце концов, его план был так гениален, что он едва мог удержаться от того, чтобы не проболтаться о нем. Но это означало бы возвращение из мертвых. Хотя после публикации последнего письма полгорода верило в его «воскрешение», так что в любом случае скрываться было больше незачем.

Тем не менее поможет ли его собственное письмо расставить все по местам и сможет ли он снова все контролировать? Ему так это нравилось! Необязательно, что от этого новые убийства будут признаны менее виртуозными. Если только…

Пока он допивал кофе, в голове у него начали складываться слова.

* * *

Когда Элли провожала Джеймсона в прихожую приюта, она кивнула девушке в дальнем углу, которая узнала ее и поприветствовала скромной улыбкой.

– Финли, видите ту девушку? – спросила Каллен.

– Да. – Ее спутник разглядел незнакомку – не старше двадцати лет, в светло-голубом платье, прехорошенькая. Но смотрел он не слишком долго, чтобы не смущать ее.

– Я говорила о ней на совещании на прошлой неделе, – напомнила ему Элли. – Один из самых необычных случаев за время моей работы здесь. Говорит, что она из хорошей семьи, которая живет в большом особняке с многочисленными слугами, и все такое. Но нашли ее в опасном районе Бауэри. Первой мыслью у всех было, что она просто проститутка с богатым воображением.

– Да… да. Точно, ты о ней упоминала, – сказал Джеймсон.

– Я хочу узнать, кто она такая. В конце концов, если она из богатой семьи, родные, должно быть, ищут ее. И они обязательно постараются помочь ей, если узнают, что она здесь.

– Похоже, у нее не было никаких документов, удостоверяющих личность?

– Нет. Когда ее нашли, у нее ничего не было.

– И с ее слов ничего нельзя проверить?

– Нет. Она только помнит свое имя – Ребекка – и то, что в семье ее называли Бекки. Фамилия неизвестна.

– Еще какие-нибудь детали, дающие возможность узнать о ее семье и о том, где она жила?

Элли покачала головой.

– Как я сказала, она лишь помнит, что жила в большом особняке с белыми колоннами и слугами. И что на день рождения отец купил ей арабскую лошадь. Больше ничего.

Финли задумчиво кивнул.

– А ты проверила все заявления о поиске людей?

– Да. Просмотрела списки пропавших без вести. Ничего. Мы отправили ее фотографию в основные полицейские участки в Нижнем Манхэттене и Бауэри. Там тоже ничего.

Джеймсон вздохнул.

– Если она из высокопоставленной семьи, то ее обязательно ищут. Наверняка родственники подали заявление в полицию и в газеты. Ты бы их быстро нашла. Поэтому, скорее всего, она уличная проститутка. Без фамилии выяснить ее личность будет совершенно невозможно.

– Финли, в том-то и дело. Я сделала все возможное. Поэтому и обращаюсь к вам за помощью. Ее рассказы про большой дом с белыми колоннами и слугами такие яркие, реальные… По ее глазам видно, что она не сомневается в том, что говорит правду. Тем не менее если она из богатой семьи, то, как вы сказали, ее бы давно уже искали. Так что у нас на руках головоломка. Я подумала, что с вашими дедуктивными методами и со страстью Лоуренса к фактам и документам…

Поняв, о чем просит его подруга, Джеймсон кивнул. Конечно, у них с Лоуренсом было гораздо больше возможностей выяснить, что случилось, чем у Элли и Бет Джекобс с их стандартными методами поиска.

– От чего она потеряла память?

– Мы не знаем. Когда ее нашли, она была без сознания, поэтому первой мыслью было, что на нее напали или что ее сбил проезжавший экипаж, повозка или трамвай.

– Когда ее нашли, она была сильно изранена? Какая-нибудь травма головы?

– Ничего явного. Только замерзла почти что до смерти.

Джеймсон задал еще несколько уточняющих вопросов, а потом вернулся к основным моментам.

– Стало быть, дорогая одежда, подтверждающая, что она либо из богатой семьи, либо дорогая проститутка. Никаких документов, удостоверяющих ее личность. И помнит лишь свое имя, детали дома и слуг…

– Да, верно.

Криминалист на минуту задумался.

– Она помнит еще какие-нибудь имена родственников, чтобы расширить зону поиска? Может быть, имена слуг, о которых она говорила?

– Нет. Боюсь, ничего, – покачала головой Элли. – О, она вспомнила лишь одно имя! Ее арабскую лошадь зовут Мистик.

С той ночи в доке прошло время. И хотя последнее письмо вас встревожило, в глубине души вы сомневаетесь, что оно от меня. Но после двух писем как еще могу я доказать, что это письмо подлинное?

Возможно, вы поняли, чего не хватало у последней девушки: сувенира. В случаях с другими я оставлял на память часть тела, но в этот раз с самого начала знал, что она не должна умереть. Хотя она в ту ночь не была в этом уверена, как и вы с Ардженти. Поэтому оставалось лишь отрезать локон ее волос, который прилагается.