Чёрная паутина не стала нас задерживать, а скользнула по роже, поддалась и разошлась в стороны. Кажется, такие же касания я ощущал в самом начале. Точно чуял, откуда вся гадость к нам пришла.

Пока парни выстраивались за моей спиной в цепь, я рассматривал здоровенный чёрный гроб из чешуйчатого камня. Сверху на этой дряни стояли какие-то пирамидки из дерева, кресты в кругах из жёлтого металла и статуи непонятных тварей из полупрозрачного камня. Ну да, издали всё походило на алтарь. А вблизи… хрен его знает, но теперь хоть стало понятно, как выглядели те разбитые саркофаги, пока были целыми. Стало быть, уцелел только один.

В башке всё, мать бы его так, путалось и плыло. Ну вот, добрались мы до нужного места, дальше что? Наверное, нужно открыть чёрный гроб и поглядеть, что там внутри.

Щель под крышкой оказалась тонкой, точно волос. Но я всё же попытался всадить в неё острие меча. Вроде вошло. За спиной слышались ругательства и звуки ударов. Кажется, нас атаковала целая толпа разъярённых тварей. Я даже расслышал приближающийся вой синего скелета. Надо бы поторопиться.

Меч выгнулся дугой и зазвенел, а проклятущая каменюка даже с места не сдвинулась. Так и оружие можно сломать ко всем чертям! Я вытащил клинок и, громко выругавшись, в раздражении смахнул все пирамидки и крестики на пол. За спиной рубились так яростно, что уши закладывало от воплей и ругани. Однако стоило освободить крышку, как наступила полная тишина.

Я обернулся. Парни тяжело дышали и светили факелами в темноту. Никого не видать и не слыхать. Даже далёкий топот прекратился. С одной стороны – хорошо, а с другой – ежели башкой покумекать, такое просто так не происходит.

Заскрипела, поднимаясь, крышка каменного гроба. Меня обдало такой невыносимой вонью и холодом, что я попятился. Казалось, будто кожа на морде превратилась в кору столетнего дуба, а глаза норовили вылезти наружу.

– Все назад, – прохрипел я. – Хорь, готовь арбалет.

Крышка провернулась и с оглушительным грохотом шмякнулась на пол. Поднялась густая пыль, а огни факелов принялись дёргаться и один за другим гаснуть. Твою же мать, только этого не хватало! Ежели сейчас, когда главная тварь выберется наружу, мы окажемся в темноте, всем кирдык.

И тут произошло что-то вообще непонятное. Как только погас последний факел, так темнота исчезла, точно и не было. Разлился ровный зелёный свет, от которого тошнило не меньше, чем от кладбищенской вони. Цвет, что тебе у разлагающегося мертвяка. Как выяснилось, зажглась та здоровенная блестящая хренотень, что висела на потолке. Только пылали в ней не свечи, а что-то другое, вроде лесных гнилушек.

Мы отошли на десяток шагов и стояли, направив мечи в сторону открытого гроба. Отсюда не видать, кто там лежит, а подходить ближе нет никакого желания. Задницей чую, что там вовсе не принцесса из баек, которая наколола руку веретеном и задрыхла на сотню лет.

– Чё делать, Крест? – выдохнул Зуб. Меч в его руках плясал, что тебе пьяный в сиську акробат. – Чё тама?

– А ты подь глянь, – сказал я, и Рогатый изобразил смех. – А не хочешь, так стой и жди.

С глухим воем из гроба поднялся тот самый старикан, чью рожу мы с Хлоей видели на портрете, развёрнутом от стены. И поднялся он как-то странно, точно был цельно-деревянным и его потянули за верёвку, привязанную к башке. И гляделся непонятно: вроде тот же тип, а вроде и не он. Рожа постоянно оплывала, будто пряталась за туманом, и всякий раз виделась чья-то другая. То смуглая, почти чёрная, как у тех дикарей, которых продавали на рынках Нарменса. То бледная, аж до синюшности и совсем молодая. То вообще бабская, с раскосыми глазами и здоровенными губьями. Но чаще всё же тот самый злобный старикан.

– Вот он, хозяин здешней нечисти, – тихо сказал Джессип и стал рядом со мной. У графа подёргивалась левая щека, но в остальном вроде он особо не психовал. – Как ты смог почувствовать, где его искать?

– Чуйка у меня есть на самые драгоценные драгоценности. Вишь, какое сокровище нашёл? Как бы теперь обратно спрятать, мать его так?

Тип из гроба постоял, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, а потом, непонятно как, вдруг оказался уже на полу. Глаза оставались закрытыми, а руки так и лежали, скрещенные на груди. Кажется, под длинными синими пальцами блестел жёлтым какой-то медальон. Меняющаяся морда повернулась в нашу сторону, а бледно-зелёные губы раздвинулись.

– Неслыханная наглость, – стала говорить эта дрянь кучей голосов сразу. И детскими, и старыми, и бабскими, и мужскими. Временами рычала совсем не по-людски. – Пища обязана дать себя выпить, насытить Сердце и навсегда упокоиться. Мало того что эта пища сопротивляется, она ещё и тревожит нашу общность! Предлагаю наказать пищу. Обречь её на вечные муки, превратив в одного из миньонов. Мы согласны.

– Эй! – крикнул я. – Ты энто четой, сам с собой базаришь-то? Дерьмово это, значит, кукушка в башке прохудилась. Скоро сраться под себя начнёшь.

Закрытые глаза распахнулись, и я увидел две чёрные дыры, ведущие в никуда. Только из этих дыр так давило на грудь, аж рёбра трещали. Все попятились, а я упёрся и сделал шаг вперёд.

– Хорь, – скрипел я зубами. – Вали козла!

Хлопнул арбалет, и тип из гроба как-то лениво, будто нехотя, махнул рукой. Ну вот когда после пары кружек браги разомлеешь на солнышке, а тебе на голое пузо сядет наглая муха, ты её гонишь точно так же. Только от этой ленивой отмашки болт вспыхнул и разлетелся искрами. А сам хмырь вроде и не обратил внимания, что в нём пытались проделать лишнюю дырку. Просто шагнул к нам, и от этого шага половину парней тут же сшибло с ног. Устояли только я, Глыба да блондинчик.

Зелёный свет стал ярче и больно резал глаза, а дышать стало натурально нечем. Ну вот, сунь нос в навозную кучу и пробуй дышать. Выходит?

– Такие, как вы, уже тревожили наш покой.

Какого дьявола он про себя базарит так, словно в нём сидит цельная толпа? Но сейчас больше волновало, как сделать хотя бы шаг. В рожу точно дул настоящий ураган.

– Вынудили нас покинуть гнездо и бежать далеко, чтобы свить новое. Искать вместилище и заново наполнять его. Больше мы такого не допустим.

– А вот поглядим! – Удалось чуть продвинуться вперёд. Тут имелась определённая хитрость: ежели направлять меч на болтуна, то становилось чуточку легче. Правда, клинок стал красным, будто его сунули в печь, а рукоять дымилась и жгла пальцы. – Слыхал, типа таким, как ты, в аду милее всего? Вот и вей там себе гнездо. Хорь, проснись, дерьмо сраное! Стреляй!

Хлопок выстрела – и вновь ленивый мах руки превратил болт в безобидные искры. Кто-то оглушительно замычал, и мимо, наклонив башку вперёд, промчался Глыба. Давай, дружище, покажи гаду, где жабы зимуют! Краем глаза я видел, как, цепляясь пальцами за пол, вперёд ползёт Таракан. В руке у него был зажат кинжал, а из носа ручьём лилась кровь. Так, теперь и мы сделаем ещё один шаг. Воздух, мать его, сопротивлялся так, словно я таранил стог сена.