Присев на скамейку у выхода, Римма потерла виски, жалобно попросила воды и, пока Ромоло искал киоск или автомат по продаже, с трудом отходила от увиденного. Вот тебе и «небольшая частная вилла, укрытая в одноименных садах», как писали путеводители. Да… Что ж тогда про Ватикан говорить, со всеми его выставками и музеями размером с некрупный провинциальный город?

Нет уж, хватит с нее культурных шедевров и наследия цивилизаций. На этот раз – точно.

Чуть-чуть отдышавшись, они вышли наружу, не глядя по сторонам, молча побрели по дорожкам парка. То ли от переизбытка впечатлений, то ли от мыслей о предстоящем прощании, которое, как ни крути, становилось все ближе, настроение у Риммы испортилось. На Ромоло вообще было больно смотреть. Он был бледен, и с каждой минутой мрачнел все больше и больше. Оба без слов понимали, в какую попались ловушку: эти несколько дней, проведенные вместе, невероятно сблизили их. Да что там сблизили – они без ума друг от друга! Римме это было ясно без всяких размышлений и самокопаний. Как ни пыталась она сбежать от признания самой себе, внезапно вспыхнувшее чувство оказалось настолько сильным, что захватило ее всю, полностью, не оставив в душе ни одного свободного уголка. Вот она – настоящая любовь, та самая Un Amore Grande, которую она искала всю жизнь. И мама, как всегда, оказалась права – эта любовь ждала ее именно в Италии. Пусть они с Ромоло знают друг друга совсем недолго, но ведь так обычно и бывает, когда люди встречают настоящее чувство. Когда находишь свою половину, того самого, единственного в мире, кто предназначен тебе судьбой, то, чтобы понять это, достаточно одного взгляда.

Наблюдая, как Ромоло нервно кусает губы, порываясь что-то сказать, как дрожат его пальцы, когда он откидывает со лба свои роскошные темные волосы, как зябко поводит плечами, будто бы на дворе стоит не яркий весенний день, а январская стужа, Римма была готова вот-вот разрыдаться. Наконец, все-таки не выдержала, жалобно всхлипнула и, остановившись, принялась бестолково копаться в сумочке, отыскивая пачку бумажных платков. Остановился и Ромоло. Его лица ей было не видно – она склонилась над сумкой так низко, как только могла, чтобы не показывать слез. Несколько секунд он молчал, а потом сказал тихо-тихо, совсем не в обычном своем высокопарном стиле:

– Это все бесполезно. Ну бессмысленно же! Глупо скрывать. Я люблю тебя. Пожалуйста, останься со мной.

Она уронила сумку и подняла на него полные слез глаза. Он обнял ее, крепко прижал к себе, и слова признания потекли бурным, неудержимым потоком:

– Ты – моя единственная любовь… Невероятная, лучшая… Я и мечтать не мог… Самая прекрасная девушка на земле… Никогда не надеялся, что встречу тебя… Будь со мной, умоляю…

Если бы он не держал сейчас Римму в объятиях, она наверняка не устояла бы на ногах, до того у нее все плыло перед глазами. Казалось, что сердце стучит не в груди, а прямо в горле, и с каждым словом, с каждым выдохом рвется наружу. Теряя голову от нахлынувших чувств, она прошептала растерянным эхом:

– Я тоже… тоже люблю…

Услышав эти слова, он коротко вскрикнул, как от внезапной боли, а затем подхватил ее на руки, прижал к себе и закружил по аллее.

И от этого кружения, от стремительности событий у Риммы совсем захватило дух. Она спрятала лицо у него на груди, закрыла глаза и засмеялась тихим счастливым смехом.

– Но как же… Что я буду здесь делать? – еле слышно пролепетала она.

– Найдешь работу. Это неважно. Я придумаю что-нибудь. Главное, что мы будем вместе. И обязательно будем счастливы… – страстный шепот проникал прямо в сердце. А нежные губы уже скользили по запылавшим щекам, невесомо касались скул, висков, осторожно пробовали на вкус ее частое, прерывистое дыхание.

Все смешалось перед глазами у Риммы. Пронеслось ослепляюще-пестрым видением: прекрасное, бледное от волнения лицо Ромоло с сияющими, как драгоценные камни, глазами, кусты цветущих камелий, лукавые купидоны, улыбающиеся с карнизов, ее престижная работа, любовно обустроенная квартира в Москве…

Пронеслось – и пропало.

Говорят – с милым рай в шалаше. Так почему бы ее шалашу не случиться в Риме, в городе ее самой главной, самой заветной мечты?

И, прежде чем окончательно пропасть в поцелуе – их первом, таком робком и в то же время сулящем все будущие неземные блаженства – она тихо выдохнула в эти горячие, благоговейно замершие губы: «Хорошо. Я согласна».

Оглушенные объяснением, Римма и Ромоло еще долго бродили по парку. Он держал ее за руку, поминутно заглядывая в лицо и улыбаясь восторженной, нереально счастливой улыбкой, в глазах плясали сумасшедшие искры. А Римме казалось, что за спиной у нее внезапно выросли крылья. На душе было радостно и легко, все тревоги отодвинулись за край этого волшебного дня – самого лучшего дня ее жизни.

– Любовь моя, я так счастлив, что не нахожу слов, как рассказать тебе об этом, – прошептал Ромоло и поднес ее пальцы к своим губам. Бережно поцеловал каждый, один за другим, спрятал лицо в ее ладонях.

Кожу словно опалило жаром: так горячо было его частое, прерывистое дыхание. Жар этот проникал прямо в сердце, будоражил, заставляя стучать все быстрей и быстрей. Римма чувствовала, как каждая жилочка, каждый нерв ее тела превращается в крошечный бикфордов шнур, как они стремительно вспыхивают, воспламененные его дыханием, как эти огоньки разносятся током крови, как ликует душа – и не было в мире сил, способных унять пробуждаемое ими пламя. Похоже, сегодняшний сон оказался вещим.

Римма лишь счастливо улыбнулась в ответ на эти простые, безыскусные слова и, склонившись, коснулась губами волос Ромоло. Их аромат – легкий, едва уловимый – вмиг опьянил ее, и она, с наслаждением прижавшись щекой к этому текучему теплому шелку, принялась осыпать их короткими легкими поцелуями.

Ромоло немедленно выпустил ее ладони и, просияв, вновь заключил Римму в объятия. Через несколько минут оба обнаружили себя на укромной скамейке исступленно целующимися, словно подростки на первом свидании. Выпивая чужое дыхание и до капли отдавая свое, именно так Римма и ощущала себя: юной, счастливой, желанной. В изнеможении склонив голову к нему на грудь, закрыла глаза: пусть этот волшебный сон длится вечно.

Оба немного пришли в себя, лишь когда солнце уже стало клониться к закату. Заметив ее робкий, полный невысказанных вопросов взгляд, Ромоло принялся горячо заверять, что волноваться ей решительно не о чем.

Да, любовь обрушилась на них стремительно, как тропический ливень на коралловый остров, ну так и что с того? Они взрослые люди, значит, справятся с любыми трудностями. Тем более что и трудностей-то никаких особенно нет: слава богу, Ромоло в состоянии позаботиться о своей любимой. У него есть дом, есть любящая семья, которая его во всем поддержит, есть работа, есть, наконец, собственные сбережения – что еще нужно?

Римма, улыбаясь, кивала, крепко держа его за руку. В голове проносились тысячи мыслей, важных и совсем пустяковых, даже нелепых. Но и те, и другие настырно требовали к себе ее немедленного внимания. Кое-как угомонив этот внутренний переполох, она решила, что правильнее всего будет начать с самого неотложного: с работы. Ведь, как ни крути, а завтра утром в десять ноль-ноль она должна сидеть на своем месте в офисе и рассказывать всем желающим послушать, как прошла ее итальянская командировка.