Ромоло тоже воодушевился прогулкой и, присев на скамейку, принялся зарисовывать фрагмент каменной балюстрады с прихотливой резьбой, полустертой ветром и временем. А потом упросил Римму попозировать: опершись, по его просьбе, на мраморную капитель, живописно «уроненную» на газон между двух кипарисов, она замерла, задумчиво глядя вдаль.

Неожиданно выяснилось, что и он оказался в Тиволи первый раз в жизни. Римма искренне удивилась: имея подобное чудо под боком – как такое вообще может быть? Ромоло только виновато плечами пожал. Затем она, правда, вспомнила, что и сама последний раз была в московских музеях, когда училась в художественной школе. Правда, в Кремль, в Пушкинский, Третьяковку, сейчас, говорят, трудно попасть, везде огромные очереди… Но, скажем, до Архангельского – родового имения князей Юсуповых, подмосковного аналога Тиволи – вполне можно было бы добраться хоть разок, а она так этого и не сделала. Все собиралась, когда еще мама была жива, а потом уже и не сложилось.

Обратно в Рим ехали на автобусе. Устав от длинной прогулки, Римма сама не заметила, как задремала, опустив голову Ромоло на плечо. Тот так и просидел всю дорогу, неудобно подавшись вперед и боясь шевельнуться, чтобы нечаянно не прервать ее сон. Проснувшись, она ужасно смутилась: иногда во сне человек выглядит глупо, а ей совершенно не хотелось, чтобы Ромоло увидел ее с приоткрывшимся ртом или с испорченным макияжем. Но тот принялся горячо заверять Римму, что ничего подобного не было и в помине: она выглядела, словно Диана, утомившаяся после долгой охоты и прилегшая отдохнуть в прозрачной тени оливковой рощи.

Она улыбнулась:

– Тебя послушать – я какое-то божество, а не женщина из плоти и крови!

– Конечно, ты живая богиня! Ты спустилась с Олимпа, чтобы явить людям свою красоту. Венера! Флора! Ювента! – с жаром откликнулся он.

Римма залилась смехом и замахала на него руками, требуя прекратить этот цирк. Тогда он картинно скривился и принялся разминать плечо, якобы совсем занемевшее, хотя по его сияющим глазам было видно, что он чертовски доволен этим маленьким происшествием.

Поужинать они собирались в симпатичном ресторанчике на пьяцца ди Спанья с видом на знаменитую лестницу. Римма высмотрела его в путеводителе: здесь можно будет попробовать те самые артишоки с соусом из черного трюфеля, которых так домогался Матвей. Но из задумки ничего не вышло. Ромоло позвонила мать, и по выражению его лица стало понятно – ему срочно нужно ехать домой. Пропадающего вечера было ужасно жаль, но Римма решительно пресекла все отговорки: была суббота, и две женщины, на попечении которых осталось кафе, нуждались в нем куда как больше, чем она.

Помрачневший Ромоло уехал домой. Сидеть в ресторане в одиночестве не хотелось, и она тоже отправилась в отель. Нужно было собрать чемодан – завтра вечером ее ждало возвращение в Москву.

Подумав об этом, Римма мысленно поразилась: неужели из трех дней, на которые она решила продлить свои римские каникулы, два уже позади? Время пролетело мгновенно. Завтра утром они, конечно, увидятся – Ромоло обещал ей какой-то сюрприз – но все равно это будет день расставания…

От таких мыслей грустно делалось уже сейчас, но странно – наверное, впервые в жизни, Римме совсем не хотелось не то что разбираться в своих чувствах, но даже думать о них. Она просто наслаждалась текущим моментом, блаженствовала, как блаженствуют люди, упавшие после тяжелейшего трудового дня в мягкую и удобную постель, чтобы сполна насладиться долгожданным отдыхом. Тут не до размышлений и не до самоанализа – ты просто живешь, и именно это как раз и есть настоящая жизнь.

Как и вчера, заснула Римма мгновенно. Ей снились камелии и Ромоло. Ночные грёзы были полны романтики, и эту романтику никак нельзя было бы назвать чисто платонической. Проснувшись и вспоминая сновидения, Римма еще долго смущенно и счастливо улыбалась. Приснится же такое! Обстановка в люксе для новобрачных, что ли, навеяла? Удивительно, но о Матвее она не видела во сне ничего подобного, он вообще почти что ей не снился…

В воскресенье утром они встретились рано. Ровно в девять Римма сбежала по ступеням отеля навстречу Ромоло, улыбающемуся и протягивающему к ней руки.

– Я всегда смогу отличить тебя в любой, самой многолюдной толпе, – сказала она. – Потому что ты всегда улыбаешься.

– Я улыбаюсь, когда вижу тебя, – ответил он и посмотрел ей в глаза долгим серьезным взглядом.

Слегка смутившись собственному порыву – и вовсе она не собиралась ничего такого ему говорить – Римма поправила волосы и деловито спросила:

– Ну и куда сегодня меня поведет мой провожатый?

Вместо ответа он протянул ей сложенный втрое рекламный буклет.

– Галерея виллы Боргезе… – протянула Римма, кинув быстрый взгляд на название. – Было бы здорово там побывать… Но у нас нет билетов. Я узнавала: их покупают заранее, за месяц, а то и за два. Но это не страшно. Сегодня мы можем сходить…

– Да ты открой для начала, – перебил ее Ромоло.

Она развернула буклет. Из него выпорхнул распечатанный на принтере лист бумаги.

– Приглашение… Дуэ персонэ… Сеанс 10.30, – прочитала она. – Невероятно. Где ты его раздобыл? – Римма с веселым удивлением уставилась на него.

Ромоло горделиво расправил плечи и церемонно подал ей руку:

– Прошу, синьорина. А то опоздаем. По дороге все расскажу.

Вкратце пылкий и красочный монолог ее спутника сводился к следующему. Вчера, когда они гуляли по Тиволи, он окончательно понял, что она не такая, как все. Не в том смысле, что живая богиня – тут Римма чуть не начала опять возмущаться – а в том, что ей действительно интересен его родной город. И интерес этот не праздный, не туристический, когда сегодня одно, завтра другое. Какая разница, на что смотреть невыспавшимися глазами, перед которыми все палаццо, соборы и колизеи слипаются в один большой, пестрый ком? У Риммы всё иначе. Она действительно всем сердцем любит Италию, любит Рим. Он, Ромоло, восхищен ею и бесконечно благодарен за это. Поэтому вчера вечером, закончив с работой (о, это был сущий ад! такого количества китайцев их кафе не видело с самого Рождества!), он поехал к приятелю, который чинит велосипеды и выдает гироскутеры напрокат в садах виллы Боргезе. У того есть подружка, она знакома с девчонкой, чья двоюродная сестра работает в тамошнем экскурсионном бюро… В общем, долго рассказывать. Но теперь их задача – успеть на сеанс к 10.30. Опоздавших не пустят.

Римма глянула на часы и невольно прибавила шагу. Не хватало еще действительно опоздать! Да, эта «служебная командировка» запомнится ей надолго. Мало того, что она вообще оказалась в Риме едва не случайно, так еще и смогла столько всего увидеть за неполных шесть дней! А галерея Боргезе – это же… как концентрат Эрмитажа! Рафаэль, Тициан, Караваджо… Ну, кто там еще? Веронезе, Рубенс, Бернини… И перечислять можно еще очень долго.

Это был первый настоящий римский музей, в котором она оказалась. Поездка в Тиволи не считалась: вилла д’Эсте знаменита именно своими садами, а не статуями и картинами. Еще вчера Римму озадачили абсолютно пустые залы и кабинеты, по которым фланировали туристы – там не было ни мебели, ни каких-то других экспонатов, лишь бесчисленные росписи, покрывающие стены от пола до потолка. Но здесь все выглядело совершенно иначе. Преисполненные внимания и притихшие, они медленно переходили из зала в зал и останавливались, следуя подсказкам аудиогида, у очередного бесценного шедевра. Первое время Римма подолгу рассматривала каждый из них, но вскоре все эти огромные живописные полотна в золоченых рамах, порой не уступавшие в размерах рекламным билбордам, прихотливые барочные светильники, одновременно напоминавшие взрыв фейерверка и букет из кокосовых пальм, скульптурные композиции с сатирами и фавнами, умыкающими, бодро вскинув на покрытое шерстью мускулистое плечо, беззвучно вопящих пышнотелых девиц с вытаращенными глазами, стали сливаться в общую, сплошную и яркую массу. Через два часа, когда сеанс подошел к концу, голова у Риммы шла кругом. От бесценных сокровищ рябило в глазах. Все-таки концентрат – тяжелая пища для организма. Его так и хотелось разбавить в пропорции один к десяти.