— Как? В смысле, чему я смогу научиться на каторге?

— Я там сам не был, — усмехнулся я, — но вообще, там есть прачечная, кухня, своя швейная мастерская, есть несколько обрабатывающих производств. Так везде, и возможно, ты научишься работать руками или готовить. Небольшая столовая с парой комнат везде нужна. Она сможет позволить прожить вам с матерью в любом городе. Но это уже не мои проблемы. А твои. Теперь только твои.

— Я поняла тебя, — помолчала ответила она, — спасибо, что подсказал. И что будешь гарантом моего возможного будущего.

— Я не монстр. Моя совесть перед тобой чиста. Хоть я и злюсь на тебя за махинации, шантаж и прочее, мстить я уже не хочу. Я исполнял свой долг перед страной, а не пытался от тебя избавиться таким образом.

— Уже не хочешь? А раньше? — зацепилась она за фразу о мести.

Видимо, ее подобное удивляло. Не в ее характере было прощать врагов.

— Раньше я хотел тебя убить. И я, и мой дракон, — искренне ответил я, желая поставить точку в этой теме.

— И как ты его урезонил? Только ответь правду. Любую, жестокую, но правду. Не жалей меня.

— Я и не думал приукрашивать. Меня удовлетворило твое заключение. Смерть — это слишком быстро для тебя, это почти освобождение. А вот жизнь в лишениях, в общих бараках, поедая раз за разом баланду, выдаваемую там за еду… Ты будешь носить жесткую робу, сшитую по общим лекалам и нескольким размерам. Не обольщайся, там ты быстро постареешь, растеряешь красоту и загубишь свое здоровье. Не поручусь, что ты создашь семью после, и узнаешь, каково это — любить и быть любимой. Вот суть моей мести. Которую я сам тебе не предоставлял, ведь ее определил суд. Как тебе? Это звучит достаточно жестоко? Как по мне, так смерть от моих когтей и пламени, гораздо более легкая участь.

— Порядочно, даже поражает меня изобретательностью, но только пока я не задумываюсь, что ты описываешь мое будущее, — горько усмехнулась Элоизь. — Смерть, и правда, стала бы выходом, но на мне уже надето это, — она щелкнула пальцем по ошейнику каторжника.

Видимо, не знает, что обойти его условия сложно, но можно.

— Я надеюсь, что ты сможешь подумать над своим поведением и гонкой за титулом. Увидишь, что простых людей куда больше, чем знатных и они не страдают от этого. Они работают и живут. Вот и ты начни жить, а не иди к цели получить титул любой ценой, упуская шанс быть счастливой. Ведь ты могла встретить любимого мужчину уже сейчас. Того, кто, возможно, имел титул и сумел бы исполнить твою мечту, — я пожал плечами.

Кто знает, как сложилась бы ее жизнь, если бы она не гонялась за нашей семьей.

— Давай без нотаций, — скривилась Элоизь. — Я не готова их слушать сейчас. Во мне все еще клокочет ненависть.

Я промолчал. Быть может, моя ситуация с Элоизь отличалась, но я принял всю семью Киль, как морально ущербных, а значит, недостойных моего внимания. После этого все планы мести показались пустыми. Они сами решили собственную судьбу. И вполне логично, что сейчас о мести мечтает она.

— Что же. Тебе пора в камеру, а мне работать. Службу никто не отменял, — указал я ей на дверь.

Хватит слов и откровений. Я и так задержал стражей, если вспомнить, что сегодня они должны были переправлять заключенных.

Фыркнув, Элоизь вышла к стражнику, и я дал ей время уйти.

Закрывшись в штабе, я долго работал, старательно отгоняя мысль о выпивке, пока не закончатся суды. Ну, куда сейчас заливаться спиртным, пока работы столько, что пора переезжать жить на служебное место? Оно, пусть и временное, но скоро затмит в памяти и дом, и кровать, и родную подушку.

Вызовы от матери частенько появлялись на кристалле в последние дни. Видимо, родительница уже не злилась на меня, и теперь ей требовались подробности и факты о происходящем. Впору искать убежище и требовать от короля безопасное место. Ведь моя мама перешла от возмущения к выстраиванию логических цепочек. В такие моменты она работала не хуже следователя.

Но я прекрасно понимал, что прятаться долго не смогу. Решившись пройти до дома родителей пешком, а заодно проветрить голову, я лишь мельком отметил знакомое лицо, встретившее меня недалеко от ворот дворца. Не сразу вспомнил, откуда я помню эту пожилую женщину. Размышлял, как же ее зовут, ведь за последние недели я видел столько лиц, что голова шла кругом. Но ее я видел лично. Видимо, я слишком глубоко ушел в собственные мысли. Наверное, по этой причине я и пропустил удар в спину, лишь захрипев от боли в нижней части ребер.

— Сдохни, предатель! — прошипела та самая кормилица из дома Киль, плюнула на меня и перерезала себе горло.

В нагрудном кармане засветились бусины, оставленные Эльзой для общего пользования в штабе. Я носил их, как частичку любимой, и старался не обращаться к ним, тратя ее силу. А сейчас, получив повреждения, они сами активировались, поддерживая мое тело и останавливая кровь.

Кто-то кричал, звал на помощь, я же сжал кулон и послал вызов своему целителю из отряда. Он успеет, точно успеет. Ему я доверяю, как доверяет она.

Когда я пришел в себя, то все тело покалывало, словно иголками, а спина закаменела. По прошлому опыту, так действовала заморозка нервных окончаний. А неприятные ощущения в теле были из-за того, что мне не позволяли перевернуться. Ненавижу спать на животе, значит, меня привязывали, чтобы не крутился. Так поступают в самых крайних случаях, значит, меня хорошо зацепили. Кстати, кто это сделал?

Расслабившись, я прокрутил воспоминания прошлого дня. Долгие разговоры с семейством Киль, прошедшие достаточно легко. Забавно, что мы поговорили нормально и с отцом, и с его дочерью, первый раз за все наше знакомство. И главное, где?! В камере для допросов! Они только там смогли услышать меня, а я понял их некоторые порывы. Пусть не все, и не со всеми их выводами я был согласен. Но я увидел двух человек, уставших от жизни и с не оправдавшимися надеждами.

Потом я занимался отчетами, пока не решил согласиться на приглашение на ужин от мамы. И покинул дворец, не спеша направляясь в дом родителей. А дальше, шагая по улицам, размышлял о мелочах и вдруг … Точно! Меня ранила в спину старая кормилица из дома Киль. А ведь я сам ее оправдал. Женщину провели по всем процедурам очистки, избавили от всех действий клятвы. Ей выплатили приличные отступные, и дали время на сбор вещей. Через три недели ее и еще сотню чистых слуг переместили бы в другой город, где они смогли бы начать другую, спокойную и счастливую жизнь.

Неужели она разгадала, что именно я был тем самым стражем, проводившим первый, еще не санкционированный, допрос? Нет. Не может такого быть! Я не мог проколоться, а распознать меня времени у нее точно не было. Мы не общались с ней после того дня. Виделись иногда мельком в доме Киль, но не разговаривали.

Тогда почему она пырнула меня ножом? В чем я лично ее предал? Или не ее? В голове завертелись мысли. Сейчас не особо работала голова, может, из-за долгого сна, а может, от действия микстур и зелий. Но пробиться одна умная мысль смогла.