Вандамм взял штурмом Глогау. Услышав эту новость, Жером завопил от ярости и разочарования, но на этот раз его брат двинулся против русских, и Жером опять написал ему письмо с просьбой прикомандировать его к Великой армии, предоставив еще один шанс завоевать себе военную репутацию. Наполеон и на этот раз уступил ему, и Жером поспешил присоединиться к брату в Варшаве, оставив своего соперника Вандамма осуществлять осаду Бреслау. К этому времени контр-адмирал уже познал хитросплетения военной профессии и в послании к Вандамму запретил тому вступать в Бреслау, если город капитулирует. Вандамм был поражен приказом такого рода. Ему никогда не улыбалось взаимодействие с Жеромом, и партнеры уже ссорились в отношении поведения их частей на оккупированной территории. Баварцы и вюртембергцы были дикой, недисциплинированной массой, и Вандамм, будучи одним из жестоких военных, служивших в Великой армии, смотрел сквозь пальцы на их эксцессы. Этот человек похвалялся, что не боится ни Бога, ни дьявола. Он стал известен в истории не столько тем, что был способным военным, сколько своим замечанием, которое он сделал однажды царю Александру. Попав в плен во время кампании в Саксонии, когда империя уже приближалась к развалу, Вандамм был обвинен в бесчинствах, учиненных его частями в некоторых германских городах. В ответ на эти обвинения он напомнил царю о той роли, которую сыграл этот самодержец в убийстве собственного отца, царя Павла I.

Получив письмо Жерома относительно сдачи Бреслау, Вандамм не стал входить в город, когда его гарнизон запросил условия капитуляции. Но его, должно быть, позабавило, что Жером, спешивший из Польши, прибыл слишком поздно и мог лишь наблюдать за тем, как потерпевший поражение гарнизон выходил из города и складывал свое оружие. К этому времени Вандамм уже достаточно присмотрелся к Жерому, и рядовые солдаты засмеялись над его остротой, когда Жером показался в окопах под Нейсом именно в тот самый момент, как какой-то выстрел забросал штабных офицеров землей. «Эти дьявольские пули, — заметил Вандамм с озлоблением, — не имеют никакого уважения к посторонним!»

Приняв капитуляцию Бреслау, Жером приступил к выполнению другой задачи — надзору за организацией складов и снабжения Великой армии в Польше, и хотя, казалось бы, из него мог получиться хороший квартирмейстер, его жажда боевой славы оставалась неудовлетворенной. Вскоре он запутался в кампании иного рода, и Наполеон (который никогда не пропускал слухов о скандалах, в коих были замешаны его родственники) писал, сетуя на неумеренную галантность Жерома в отношении фрейлин гарнизонного города. Его информация была точна. Жером оказался вовлечен в страстную аферу с оперной певицей, и как и в случае с итальянкой Бланкой Каррега, ему предстояло ввести новую пассию в свой колоссальный гарем, когда спустя год он стал королем Вестфалии. Письмо Наполеона сопровождалось постскриптумом с напоминанием брату, что тому вскоре предстоит жениться на принцессе, а посему следует вести себя как подобает будущему новобрачному. Жером принял намек и атаковал прусские силы, пытавшиеся освободить захваченный город, но опять он сделал это слишком поздно. На этот раз кавалерист Лефебр-Деснуетт нанес поражение противнику за несколько часов до прибытия Жерома на фронт.

Любопытный ассортимент наследственных правителей способствовал, помимо воли, созданию нового королевства Жерома. Пруссия, Брауншвейг и Ганновер — все они уступили ему свои территории, так же поступил и принц Оранский, который пожертвовал аббатство Керней. В дополнение к этому Наполеон присвоил всю территорию герцога Брауншвейг-Вольфенбюттеля (который был убит под Йеной), а затем включил туда разрозненные клочки земель, такие, как прусское феодальное поместье Штольберг и гессе-кассельское поместье Ритбург. Вестфалия на деле напоминала сборную солянку из собственности других людей, и ее население в два миллиона, состоявшее частично из католиков, а частично из протестантов, корчилось под гнетом чрезмерных налогов и жестокой системы призыва на военную службу. Проблемы управления таким королевством, однако, не пугали Жерома, который был в восторге от того, что носил корону. Он присоединился к своему торжествующему брату в Дрездене, и в июле 1807 года оба они вернулись в Париж, где 22 августа Жером снова стал новобрачным.

Новая невеста Жерома Софи Доротея Фредерика Екатерина была дочерью Фридриха Вюртембергского и старше его на год и восемь месяцев. Во всех отношениях она представляла собой контраст с весьма одухотворенной девушкой, на которой Жером женился за четыре года до этого. Патерсоны были богаты, а Екатерина, хотя и древнего рода, была так бедна, что краснела от стыда, когда вынуждена была стоять около таких роскошно одетых женщин, как Жозефина и Каролина Мюрат. Она провела свое детство в России и переехала на Запад после того, как между ее отцом и матерью произошел разрыв. Мать ее Августа умерла при родах в возрасте двадцати четырех лет, и ходили слухи, что либо ее муж, либо российская императрица несли ответственность за то пренебрежение, которое привело к ранней гибели Августы. Так это было или нет, остается фактом, что гроб с ее телом не был захоронен в течение двадцати восьми лет и находился в Полангене, близ Риги. Он был предан земле лишь тогда, когда ее сын услышал об этом во время посещения России через год после битвы при Ватерлоо. Отец Екатерины, герцог, был человеком необузданного нрава и отталкивающей репутации, но при этом выглядел довольно забавно, поскольку размер его талии был огромен, и остряки говорили, что он занимал самую большую в мире кровать. Екатерина вела скромную жизнь в Германии и радовалась перспективе выхода замуж за Бонапарта. Это чувство с ее стороны пережило многие годы замужней жизни, так что их брак, можно сказать, оказался самым удачным в семье Бонапарт. Новый тесть Жерома, хотя и недавно продвинутый силой французского оружия до ранга короля, был снобом, и сомнительно, знал ли он, что человек благородного вида, маршал Бессьер, который был прислан, чтобы проводить эту пару в Париж, когда-то зарабатывал на жизнь парикмахером. Из-под пера мадам Жюно мы получаем некоторые сведения о том, как выглядела невеста по прибытии в августе в Париж. «Не вполне привлекательно», — заявляет эта дама и продолжает описание Екатерины как «высокой женщины, чья фигура могла бы быть более впечатляющей, если бы шея не была коротка!». Екатерину, понятно, нельзя было сравнивать с восхитительной Елизаветой Патерсон, но Жером научился идти на компромиссы. И, упоминая о его готовности жениться вновь в соответствии с пожеланиями брата, мадам Жюно добавляет: «Он хотел вкусить сладости власти подобно остальным членам его семьи и отказывался от своих слов еще до того, как прокричит петух!»

По случаю свадьбы в Париже собрался клан Бонапартов, Полина и ее