– Чудеса, – вздохнула я, пытаясь понять, можеттакое быть или это тоже фольклор? За исключением последнего пункта, всеостальное было более-менее ясно. Когда-то в доме произошла трагедия: убийство исамоубийство. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы дом стал «нехорошим».Год от года история обрастала все более фантастическими деталями, приплелисюда, как водится, золото и привидение – дух самоубийцы, который не можетобрести покой. Само собой, золото охраняет еще один дух: отъявленного мерзавца.Все это я попыталась донести до Женькиного сознания по дороге домой. Она на моислова никак не реагировала, трусила рядом с задумчивым видом.

– Ты меня слышишь? – не выдержала я.

– Слышу, слышу. Ты лучше скажи, зачем тетушка дверьзаколотила?

Я пожала плечами.

– Логично предположить, что трагедия произошлатам, – я вспомнила про зловещего вида крюк в потолке и невольно поежилась.

– Когда она произошла? Сто лет назад?

– Ну, не сто…

– Ага, чуть поменьше. А дверь заколотили недавно, тычто, забыла?

– Может, тогда и заколотили, а соседка что-то напутала.

– Глупости не говори. ЧК до какого годапросуществовало?

– Точно не помню, где-то до середины двадцатых. Потомбыло ГПУ, потом НКВД, так, кажется.

– Вот-вот, за восемьдесят лет эта комната обросла быпаутиной. Никак не могла она столько времени заколоченной стоять. Допустим,усохшая рука и остановившееся сердце в самом деле чепуха, то есть простосовпадение. А вот все остальное… Ну и родня у меня! – возмущенновоскликнула Женька. – Какой-то чекист психический, домогавшийсясобственной сестры-самоубийцы. Знаешь, Анфиса, меня это тревожит.

– Это ведь не близкая родня, – поспешила я ееутешить.

– Тебе хорошо говорить, с твоей-то родней все впорядке. Как думаешь, мог чекист в самом деле чего-то в доме спрятать? Я думаю,мог. И это что-то где-то лежит….

– Сомневаюсь, но по крайней мере два человека в этомуверены.

– Наши покупатели? – вздохнула Женька. Я кивнула,и она продолжила: – Выходит, им известно больше, чем нам.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты в наличии сокровищ сомневаешься, а они нет. Еслиони готовы заплатить за дом деньги, которых он не стоит. Отсюда я и делаювывод…

– Женя, что они могут знать, если хозяева ничего незнали? А то бы давно ценности нашли. Это же ясно как божий день.

– Хозяева, может, и не знали, а вот кто-то из дружковЯшки-Каина, к примеру, был в курсе.

– Но за сокровищами не явился, – хмыкнула я.

– Может, не было у него такой возможности. А теперькто-то из его наследников…

Я остановилась и посмотрела на Женьку. В одном из нашихпрежних расследований нечто подобное уже было, оттого слова подруги произвелина меня впечатление.

– Надо поскорее узнать, кто наши покупатели, –сказала я. – Завтра поедем в город и этим займемся.

Женька в ответ на мои слова неохотно кивнула. Мы как разподошли к дому. Я с подозрением осмотрелась, но все выглядело так, как в моментнашего ухода. Неизвестный адресат решил ограничиться одним посланием.

Как только мы вошли в дом, Женька сразу же направилась кранее заколоченной комнате, открыла дверь и стала топтаться на пороге.

– Как хочешь, Анфиса, а в подпол надо заглянуть. Что-тов этой комнате не так…

– Хорошо, – не стала я спорить. – Давайсходим к Сергею, возьмем фонарь, а лучше попросим его посмотреть.

– Хуже, – покачала головой Женька.

– Почему?

– Ну… – туманно ответила она.

– Ты что, думаешь, твои сокровища в подполе лежат?Женя, это глупость.

– А я не спорю. Только с какой стати Серегу беспокоить?

– Если ты такая деликатная, лезь туда сама.

– Анфиса, так нечестно.

– Честно, честно. Ладно, – я махнула рукой. –Полезем вместе. В шкафу я видела лампочки, надо ввернуть в патрон.

Я сходила на кухню, принесла лампочку, мы пододвинулисундук, я на него взгромоздилась и лампочку ввернула.

– Включай, – сказала Женька. Почему-то я былауверена, что лампочка не загорится, и вздохнула с облегчением, когда комнатузалил желтоватый свет. Я огляделась. Женька, безусловно, права, не моглакомната быть закрытой несколько десятилетий. На полу слой пыли с отпечаткаминаших ног, и над окном паутина, но всего этого было маловато для несколькихдесятилетий. Я спрыгнула с сундука, подошла к люку и подняла его. Женькапродолжала стоять возле двери.

– И что? – спросила я. Она неохотно приблизилась.

– Я всегда восхищалась твоей отвагой, – сказалаона жалобно.

– Недостойное вас подхалимство, Евгения Петровна.

– Нет-нет, правда. Если бы у меня была хоть часть твоейрешимости, я бы уже давно осмотрела подвал.

Я вздохнула.

– Как думаешь, свечи в доме есть?

– Должны быть. Пойду поищу в шкафах.

Женька вышла из комнаты, оставив дверь открытой, я слышала,как она возится на кухне, вздохнула и опасливо посмотрела вниз.

– Это обыкновенный подвал, – напомнила я себе,спустилась по лестнице и в свете, что падал сверху, увидела над своей головойпровод и пустой патрон.

– Женя! – крикнула я. – Давай еще лампочку, здесьэлектричество проведено.

Женька вернулась через минуту. Я ввинтила лампочку в патрони зажмурилась от яркого света. Потом огляделась. Подвал был небольшим исовершенно пустым. Слева и справа кирпичные столбы, подпиравшие пол, впередиокошко, заткнутое каким-то тряпьем.

– Ничего здесь нет, – сказала я с досадой. Сколькостраха натерпелась из-за ерунды. Женька сунула голову в люк, огляделась ивздохнула. Потом полезла в подвал, что, с моей точки зрения, было совершенноизлишним, делать тут нечего.

В Женьке непостижимым образом уживались трусость и неуемноелюбопытство. Второе, как правило, пересиливало. Сейчас любопытство былопомножено на корысть, и подружка вроде бы успела забыть, как совсем недавнотряслась от страха. Прошлась до окна и обратно, принюхиваясь.