Принц — мечта любой современной девчонки с Земли. Прям-таки красавчик, сошедший с обложки глянцевого журнала.

Так, идем дальше…

В соседнем кресле обосновался весь темный, будто ворон в ночи, принц из империи Паскана — Бомиан Анкоретто. По привлекательности ничем не уступает предыдущему холостяку.

Белесое вытянутое лицо ворона окаймляют смоляные длинные волосы, блестящими гладкими волнами ниспадающие с широких плеч; под носом с аккуратной горбинкой стянуты в тонкую нитку холодные, розовато-синие губы; острый подбородок надменно поднят кверху. Темный фрак с золотой прошивкой укутывает подтянутое тело мужчины.

Этот уж точно не мой типаж. Однако некоторые из невест едва слюной не брызгают, с неприкрытым обожанием взирая на своего идола. Да, темный принц Пасканы тоже имеет немало поклонниц.

Но стоило мне перевести взгляд на последнего кандидата, как сердце замерло от волнения.

В душе тихо, словно филин в ночи, заворочалось странное чувство. Дыхание перехватило, во рту пересохло.

На меня в упор смотрели синие глаза с оттенком морской глубины.

А их обладатель, мужчина с длинными волосами цвета спелого ореха, с могучим разворотом плеч, крепкой шеей, волевым подбородком, покрытым небрежной щетиной, придающей ему дерзкого шарма, — был чертовски красив.

От него веяло свободой, независимостью, мощью.

Он не был похож на принцев, от слова совсем. Даже одеждой отличался: нарядную кольчугу перекрещивали ремешки из грубой кожи; низ длинного плаща распластался у подножия кресла; темные штаны небрежно заправлены в высокие сапоги со шнуровкой.

Стоило нашим взглядам встретиться, как я ощутила легкую, леденяще-свежую волну порывистого ветра. Хотя откуда, казалось бы, она могла здесь взяться — посреди душного тронного зала? Волна ударила мне в лицо, оставив на языке привкус сладкой, как после мороза, рябины.

Передо мной был герцог Керрилон.

Первый драконорожденный со времен древних.

Правитель Стиаи.

Повелитель драконов.

И тот, кого я должна убить.

Таково условие тайного эрийского общества. Если выполню, меня ждет счастливое возвращение домой и воссоединение с семьей, а еще — нас оставят в покое.

Честно сказать, плевать я хотела на их условия и обещания.

Эти мерзавцы угрожали моей сестре, держали нож у горла. Никогда не забуду ужас, плещущийся в ее глазах. Надрывные всхлипы, слезы, льющие рекой, мольба отпустить нас — все это засело глубоко в душе, не вырвать клещами.

Если б я тогда не согласилась пойти с ними, одному богу известно, чтобы с нами сделали.

Так что напрашивается один единственный вывод — тайному обществу верить нельзя. Абсолютно. Ни при каких условиях.

Это сборище религиозных фанатиков заботится лишь о своей выгоде, а кто встанет у них на пути, того растопчут, как букашку, и глазом не моргнут.

Кстати сказать, они верят, что по моим венам струится кровь их покойной королевы. Я — ее пра-пра-пра-а-а-внучка. И только я обладаю силой, способной противостоять магии драконорожденных.

Тайное общество жаждет стереть бедных драконов с лица Эльгота. Но, увы, не могут. А тому виной — Герцог Керрилон. Могущественный, умный и расчетливый. Правителем его избрал народ, наряду с советом старейшин.

Такого лидера простыми методами не свергнуть с трона. Для этого обществу понадобилась я.

Фанатики верят, что, избавившись от герцога, им удастся истребить остальных драконов. И в скором времени эрийцы будут править Эльготом единовластно, как когда-то было при жизни их королевы.

Однако у меня нет желания им помогать, более того, я решила идти своим путем.

Можно сказать, напролом.

Ну а что из этого получится, не знает никто.

Буду надеяться, что землянок на Эльготе ждет удача. Хотя до сего момента все, что со мной произошло, доказывает обратное.

Ну, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанское!

Тем временем невесты друг за дружкой, словно лебеди по озеру, подплывали к белой арке, увитой лианами с виноградными гроздьями — спелыми, наливными, багровыми. От их аппетитного вида аж слюна набегала.

Это наше первое испытание — арка невинности.

Глашатай — крепкий, подтянутый мужичок в красно-белом фраке с аккуратно прилизанными набок рыжими волосами — поправил съехавшие на кончик носа круглые очки и объявил имя следующей участницы.

Девушка заметно волновалась: испуганные глаза бегали по залу; губы были искусаны чуть ли не в кровь; дрожащие пальцы терзали подол пышной юбки.

Подойдя к арке, она неуверенно сорвала виноградинку. Замерла, задумчиво уставившись на нее, а потом медленно, как будто от этого зависела ее жизнь, положила ягоду в рот и еще медленнее принялась жевать. При этом ее глаза были выпучены, как у испуганного лемура.

Мне, да и, в принципе, всем, кто в курсе правил отбора, была ясна причина такого поведения — девушка боялась позора, который вот-вот свалится на ее глупую голову. И Иванушке-дурачку понятно, что не стоит пытаться пройти под аркой невинности, если ты ее, эту невинность, потеряла.

Родители небось держали дочурку в ежовых рукавицах дома, вот она и не созналась, что уже не девственница, а зря — уж лучше опозориться перед семьей, нежели на глазах у представителей знати из нескольких государств.

Глашатай, стоявший по другую сторону арки, жестом руки, облаченной в белую перчатку, приказал девушке двигаться вперед. Бедняжка сглотнула, снова помедлила, но потом с опаской, как преступник на виселицу, сделала шаг.

Как только она оказалась под аркой, лианы ожили и подобно змеям в прыжке накинулись на свою жертву! По залу разнесся ее истошный крик. Ошеломленные зрители в один голос «охнули», и среди всего этого шума прорезался детский плач.

Глашатай времени не терял: с непроницаемым выражением лица и со скоростью молнии обошел арку и стал вытягивать вопящую девицу из паутины лиан. Гибкие стебли, словно по команде, отпустили страдалицу и расползлись обратно по своим местам.

Невеста была красна, как спелый помидор. Широко распахнутые глаза налились слезами. Навстречу к ней уже бежала ее мать, путаясь в длинном подоле юбки.

Все это выглядело как чисто отработанный актерами спектакль. Ей богу, столько драматизма вокруг! Зал шумит, невесты взахлеб обсуждают друг с дружкой случившееся, даже император с императрицей поднялись со своих мест, чтобы лучше разглядеть, что творится. И только высокородные холостяки, ради которых все здесь собрались, оставались невозмутимыми — по-прежнему, как мумии, восседали на балконе в своих роскошных креслах.