Последним днем этой лихорадочной кампании сближения стало 10 мая: германские офицеры разведки через своих агентов среди солдат русской 5-й армии добились личной беседы с командующим армией А. М. Драгомировым в его штабе, где попытались заинтересовать влиятельного русского военачальника «идеей сепаратного мира». Генерал держался «абсолютно неприступно» и данную идею «решительно отверг». Это не помешало Обер-Осту, генерал-фельдмаршалу принцу Леопольду Баварскому, 14 мая передать Драгомирову через парламентеров личное письмо с предложением продолжить разговор; предложение не было принято[2846]. Тем не менее Людендорф велел Обер-Осту не прекращать попытки, чтобы «все-таки, может быть, вступить в контакт с российским главным командованием или правительственными инстанциями». Однако вскоре он отказался от «намерения обратиться с одинаково звучащими предложениями перемирия к русским дивизиям и корпусам по всему фронту» ввиду его бесперспективности[2847].

В последующие майские дни контактировать с русскими войсковыми частями стало труднее, немецких офицеров-разведчиков за линией фронта задерживали, попытки братания со стороны немцев пресекались с применением оружия. Немецкая фронтовая пропаганда теряла влияние на русские войска, даже солдатские комитеты все чаще не шли на разговор, «оставалась… возможной только пропаганда с помощью газет и писем»[2848]. Людендорфу пришлось признать, что верные Антанте силы из окружения военного министра Керенского взяли «верх над крайним коммунистическим» направлением Ленина[2849]. Поначалу он не видел иного выхода кроме того, чтобы «в течение лета» лично разработать условия перемирия с Россией и держать их наготове, дожидаясь момента, когда Ленин «обратится к нам с просьбой о перемирии». Они должны были в таком случае позволить немедленно прийти к компромиссу — «ведение войны требовало мира на востоке»[2850].

Кульминационный пункт кампании за перемирие, 4 мая н. ст., совпал со вторым днем большевистского восстания (21 апреля ст. ст.). Предполагаемого переговорщика с российской стороны Стеклова (Нахамкиса) ВК знало как своего агента как минимум со времен его вербовки в Берлине в августе 1914 г., и вот теперь, параллельно с ожидаемым переворотом Ленина в Петрограде, он собирался на фронте заключить договор о перемирии с представителями германского правительства и командования!

Одновременно с этими действиями ВК приступило к другим, чисто разведывательным операциям в помощь ленинской попытке переворота. Одна из них заключалась в отправке из Стокгольма в Петроград И. Колышко[2851]. Ему дали задание заняться давно планировавшимся Министерством иностранных дел приобретением влиятельных русских газет, для которого по договоренности между Хуго Стиннесом и министром иностранных дел фон Яговом (12 августа 1916 г.) предназначались 2 млн марок на «мирную пропаганду»; вместе с тем он должен был на месте поддержать восстание Ленина необходимыми денежными средствами. Людендорф следил за поездкой Колышко с интересом, требуя докладов и от Главного морского штаба, чья разведка наряду с отделом IIIb ВК участвовала в организации этой командировки. Кроме того, Министерство иностранных дел свело Колышко с Матиасом Эрцбергером[2852]. На первой же встрече в Стокгольме (13–15 марта 1917 г.) Колышко и Эрцбергер условились, что Колышко благодаря своим (предполагаемым) петроградским связям добьется германо-российского перемирия и, наконец, мира.

В начале апреля 1917 г. Колышко, располагая почти неограниченными финансами (речь шла о нескольких миллионах марок) и наилучшими техническими средствами коммуникации со стокгольмскими представителями германской разведки, с разработанным вместе с Эрцбергером проектом соглашения о перемирии в кармане, отбыл в Петроград. Здесь этот слуга многих господ (которому, впрочем, наверняка не стоит отказывать в личном желании мира) потерпел крушение по всем статьям. План покупки крупных русских газетных издательств с целью настроить общественное мнение в пользу сепаратного мира с Германией сорвался из-за недоверия владельцев. Попытка заинтересовать кого-нибудь проектом перемирия на май 1917 г. с признанием имперских границ по состоянию на 1 августа 1914 г., но с «уточнениями линии фронта»[2853] в понимании Людендорфа (имелась в виду прежде всего уступка Финляндии и Украины!) ни к чему не привела, зато доставила неприятности Эрцбергеру, которому император и Людендорф, ознакомившись с планом, устроили выволочку за дилетантскую политику перемирия. А содействие Колышко большевистской попытке переворота стало известно русской контрразведке и закончилось для него казематом Трубецкого бастиона Петропавловской крепости, откуда он вышел только в сентябре 1917 г., освобожденный премьер-министром Керенским под залог «по состоянию здоровья».

Содействие плану переворота заключалось как в соответствующей поддержке кампании Ленина против Милюкова и Гучкова[2854], так и в подпитывании апрельского восстания фальшивыми рублевыми купюрами. Местный агент Колышко, бывший русский служащий петроградского филиала германо-американской компании по производству швейных машинок «Зингер»[2855] Степин, по заданию большевиков нанимал солдат и рабочих для участия в уличных выступлениях. Он регулярно курсировал между ленинским штабом в особняке Кшесинской и собственной квартирой, где устроил целый склад напечатанных в Германии фальшивых десятирублевок. Как выяснила петроградская контрразведка, гарнизонные части и группы заводских рабочих, участвовавшие в апрельской «демонстрации», также были наняты Степиным. По его собственному признанию и совпадающим показаниям свидетелей, действовал он с большим размахом, платил демонстрантам за выход на улицу от 10 до 30 рублей. Его показания подтвердились и тем, что полиция обнаружила у некоторых демонстрантов перед Мариинским дворцом фальшивые банкноты из этой серии.