После того как предостережения Ставки не возымели действия на руководство государства и армии, контрразведка Петроградского военного округа в середине октября выпустила собственную декларацию, информирующую общественность о все более открытой деятельности агентов тайной немецкой «военной миссии». «Задачи тайной агентуры германцев и их союзников в России, — подтверждала она, — направлены к ослаблению нашей боевой мощи, окончательному подрыву наших экономических сил и к истощению нравственных сил населения путем обострения политической борьбы и доведения ее до формы погромов и анархии»[2821].

Анализ всех большевистских попыток переворота в 1917 г. доказывает одновременность этих внутренних наступательных действий и сильного внешнего военно-разведывательного давления на фоне важных в военном отношении поступков и решений Временного правительства. Эта синхронность, верно подмеченная опытными русскими военачальниками[2823], вытекала из разработанного германским Генштабом плана войны на два фронта с целью уничтожения России. Молодая, недостаточно окрепшая русская демократия, успешно отразив ряд комбинированных ударов такого рода, осенью четвертого года войны в конце концов неизбежно пала его жертвой.

Первую попытку переворота при данном раскладе сил большевистские руководители, следуя стокгольмскому объявлению Ленина, предприняли меньше чем через три недели после его возвращения (3 [16] апреля) — 20–21 апреля ст. ст.[2824] Германское ВК со времени Февральской революции многое знало о происходящем в российском военном руководстве. Так, ему стало известно, что преемник генерала Жоффра во главе французского Генштаба, генерал Робер Нивель, в середине марта добивался от русской Ставки, чтобы она перенесла намеченное на начало мая присоединение к скоординированному большому наступлению Антанты на первую половину апреля, но начальник российского Генштаба Алексеев сперва отодвинул его на середину мая, а потом вообще на неопределенный срок в июне или июле[2825]. Временный паралич российского наступательного потенциала позволил ВК, по договоренности с отъезжающими большевиками и в соответствии с желанием рейхсканцелярии, которая считала тишину на передовой наилучшей предпосылкой для планируемой мирной пропаганды Ленина, пока (в т. ч. на время русской Пасхи) приостановить активность на восточном фронте. Единственное исключение составлял задуманный в предыдущем году и утвержденный в феврале 1917 г. германо-австрийский удар по Стоходскому плацдарму у деревни Тоболы, который после прошлогоднего Брусиловского прорыва на ширине 8 км вклинивался в русско-австрийский фронт. «С ослаблением русской ударной силы вследствие событий внутри России возросли шансы на удачный исход германской атаки»[2826]. Если Людендорф, несмотря на договоренность о тишине на фронте, едва представился удобный случай с началом весеннего паводка на реке Стоход в первые дни апреля, отдал приказ о проведении операции[2827], то этим он давал и военный ответ на стремление к миру, проявленное в марте австрийским министром иностранных дел графом Чернином. Наступая не на германском, а на австрийском фронте, Людендорф мог наглядно показать русскому генералитету, как испаряется готовность Вены к миру под напором его могучей воли, и вновь обострить русско-австрийское противостояние. С этой целью атака проводилась смешанными германо-австрийскими дивизиями и с применением ужасных смертоносных средств (отравляющие газы, затопление и блокирование огнем переправ через Стоход, нарушение видимости с помощью дымовых шашек и снарядов и т. п.), так что 3 апреля она закончилась подавляющим большинством жертв со стороны русских. Однако, вопреки замыслу Людендорфа, российские сообщения о характере боев на Стоходе помогли встряхнуть опьяненные революционным угаром русские войска и вновь пробудить в них волю к сопротивлению. Поэтому в Германии впоследствии Стоходское наступление приписывалось личной инициативе генерал-полковника фон Линзингена, и оперативная сводка главного командования по желанию рейхсканцлера о нем умолчала.

В то время как после этого чрезвычайного наступления Людендорф мог рассчитывать, что на германском восточном фронте до лета будет в основном царить покой, в середине апреля ему следовало ждать большого наступления армий Антанты во Франции, на реке Изонцо и в Македонии[2828]. Между тем он был также в курсе происходящего во французском военном руководстве[2829] и знал, что генерал Нивель считает мощное наступление на германском западном фронте «лучшим средством помочь России в ее беде»[2830]. Нивель готовил широкомасштабное англо-французское наступление с превосходством в силах (особенно в танках и самолетах) в Шампани и на Эне, которое впоследствии получило его имя (операция Нивеля, 9 апреля — 5 мая 1917 г.). Операция состояла из двух ударов: главный наносили французы (5-я, 6-я, 10-я и 1-я армии) между Реймсом и Суассоном на фронте шириной 40 км, поддерживающий вспомогательный — французская 3-я армия и части английских 1-й и 5-й армий из района Арраса на ширине 20 км. В атаке по основному направлению принимали участие две пехотные бригады т. н. Русского экспедиционного корпуса общей численностью 10 500 чел., в 1916 г. вместе с еще двумя бригадами перевезенные через Сибирь в дальневосточные порты и оттуда отправленные во Францию морем. Они одни в «апрельской трагедии 1917 г.»[2831] оставили в чужой земле почти половину состава, 5183 чел.[2832] — потеря, может быть, и небольшая в сравнении со 180 тыс. убитых у французов и 160 тыс. у англичан, но для русских весьма чувствительная. Наступление Нивеля было, по мнению русского историка, «прекращено недостойной политической интригой»[2833], генерала Нивеля после двух кровопролитных, но безрезультатных сражений уволили, заменив негодным преемником — маршалом Филиппом Петеном, который твердой рукой подавил последовавшие бунты в войсках.