Пришлось объяснить:

– Это знак Даждьбога… всё ведь от солнца… к кому же ещёо здоровье, если не к нему.

О Даждьбоге Можжевельник слыхал не больше, чем Звениславка –о Христе. Он спросил по-прежнему недоверчиво:

– А услышит тебя твой… как ты его назвала? Гардарикинеблизко.

Звениславка ответила радостно:

– Одно солнце на свете!

Хельги толкнул в спину племянника:

– Принеси-ка мой топор.

Видга, вздрогнув, сорвался с места… Хельги обнажил секиру,нашёл на лезвии зазубрину.

– Крепкие рёбра были у Рунольва Скальда… Твори своёколдовство. Это даст тебе удачу.

Гладкая сталь блестела на солнце, лившемся в распахнутыйдымогон… Звениславка взяла тяжеленный топор и едва удержала его в руках. Иснова накатил ледяной страх: какая из неё ведунья? Как молиться, что говорить?Как помочь? Весь дом смотрел на неё, отказываться было поздно.

Звениславка зажмурилась, запрокинула голову, чувствуя, каквзошли к глазам слёзы ужаса и надежды… Медленно плыло в синей вышине доброебородатое солнце с лицом в точности как у деда Военега. И страх внезапнопропал: да кого боишься-то, глупенькая? Звениславка протянула к нему руки слежавшим на ладонях топором. Солнышко красное, Даждьбог ты Сварожич, дарующийтепло и свет! Высоко ходишь, ясный, в небе, от земли-матушки по счётучетвертом. Да ласкаешь себе приветно грады и веси, долы и горы! И всем светишьодинаково: руси и урманам, и свеям с данами, и варягам, и ромеям, и немцам, итемнолицым булгарам, и тем дальним, про чей род-племя и заезжие гости слыхом неслыхали. Возьми, дедушко, свою золотую секиру…

Тут светлый блеск коснулся её сомкнутых век. За то время,что она молча беседовала с Даждьбогом, солнечные лучи продолжали обходить свойкруг. Они ярко ложились теперь и на Халльгрима, и на топор.

Неподвижно стоявшую Ас-стейнн-ки не беспокоили ни звуком: непомешать бы ненароком чудесам гардского Бога! Кто знает, может, хоть этоотгонит смерть от вождя…

Секира переливалась в руках у Звениславки, как чистоезолото. Даждьбог сиял прямо в лицо – солнечный дед улыбался.

Солнышко трижды светлое! Ужель труд тебе выдворить из телазлую истому-недуг, заменить добрым здоровьем? Родная внучка просит…

Тут она наклонилась и приложила тяжёлый топор ко лбуХалльгрима, к его животу, к одному плечу и другому. Знак Солнца, золотой знак!Руки дрожали и готовы были отняться. Старый Олав бережно принял у неё топор.

Халльгрим перекатил голову на сторону, брови сдвинулись иугрожающе, и жалко… Олав поправил на нём одеяло и стал смотреть на него,подперев бороду кулаком. Не выйдет ли так, что хёвдинг очнётся и запамятует,каким Богам молился тридцать четыре зимы?

…Звениславка не помнила, как выбралась из дому. Ноги самипринесли её в корабельный сарай: тут никто не найдёт! Она припала лицом кфорштевню чёрного корабля. Горячей щекой к мёрзлому дубу, неистребимопропахшему солью и смолой… Корабль, кораблик, бывал же ты на Руси! Колениподогнулись, она поникла на землю у заиндевелого киля – и расплакалась.

И не сразу почувствовала расторопные руки, кутавшие еётёплым платком. И услышала голос, уговаривавший не плакать. Впрочем, этот голоси сам изрядно дрожал. Скегги стоял подле неё на коленях и, захлёбываясь,рассказывал, как чудесно она колдовала, – вот теперь-то Халльгримнепременно останется жить!

– Он выздоровеет! Вот увидишь! Ас-стейнн-ки! И тыпоедешь в свою страну!

Услышал он эти слов в разговоре или придумал их сам – она неспросила. Длинная тень пролегла от порога: в дверях стоял Видга. Малыш поспешновысморкался, чтобы сын хёвдинга не посмеялся над ним за слабость. Но Видге былне до него. Он молча взял Звениславку за плечи, заставил поднять голову.Посмотрел в мокрое от слёз лицо… Потом пошарил у себя на груди и стащил черезголову самодельный оберег – клыки матёрого волка на потрёпанном ремешке.

Память о победе, одержанной им в возрасте Скегги…

Он надел свой оберег Звениславке на шею и ушёл, так и непроизнеся ни слова. Да и о чём говорить?..

Халльгрим хёвдинг выздоравливал – но нелегко… Раны и ледянаяосенняя вода не загнали его в могильный курган, однако свалили надолго. Истанет ли он прежним Халльгримом вождём, этого не ведал никто. Пока что он дажеесть не мог без сторонней подмоги. Обе руки, безобразно распухшие, не слушалисьи болели. Видга кормил отца с ложки и ухаживал за ним, как ещё не всякаянянька. Никому не позволял сменить себя подле него. Не вспоминал ни о лыжах, нио рыбной ловле. Спал здесь же – урывками, вполглаза.

Сам отбирал для пятнистой козы душистые веники, сам её доил.И поил отца из деревянной кружки целебным парным молоком…

Эрлинг Виглафссон не успел как следует обжиться в Торсхове,когда с юга, из ближнего фиорда, по первому снегу прибыли гости. Старший из нихпривёз на груди палочку тёмного дерева, испещрённую полустертыми рунами: знаксбора на тинг.

Такую палочку передают от двора к двору, когда населённыйкрай зовёт своих мужей на совет. Кто-то принёс её в тот южный фиорд, и воттеперь она путешествовала дальше. И как всегда, торсфиордцам предстояло отвезтиеё к месту тинга. И отдать законоговорителю – до следующего схода.

Ибо севернее Сэхейма лежала уже не Страна Халейгов, аФиннмёрк. Другие люди жили там – их называли здесь финнами. Иное племя и обычайиной…

Соседи приехали зимним путём: на санях, по старой горнойдороге. Вот и пришлось Эрлингу первым их принимать, потому что Торсхов стоялближе к горам.

Немало подивились гости, увидев его новым хозяином двора.Подивились и порадовались. Ибо сыновья Ворона всегда ходили походами далеко наюг, не трогая живших вблизи. Зато Рунольв, веривший в себя беспредельно, грабилвсех без разбору…

– Отдохните с дороги, – сказал Эрлингприбывшим. – А мы с братьями пока решим, кому из нас ехать.

И не так-то просто было об этом решать! На тингах принимаютзаконы и судят о важном – о судьбах людей и всей земли. Кому же выступатьвперёд других, как не лучшему в роду?

На тинг приносят свои обиды и тяжбы и просят поддержки узакона страны. И закон законом, но часто бывает так, что правым выходит тот, ктопосильней. Вот и ищут малые люди заступничества у именитого человека. А многоли во всём Халогаланде воинов именитей Халльгрима Виглафссона? Кто лучше негорешит, за кого заступиться, кому помочь?

А ещё на тингах договариваются о свадьбах, встречают старыхдрузей – и приобретают новых врагов. Покупают и продают, стравливают людям напотеху свирепых жеребцов… Ибо раз в год здесь собирается вся огромнаяокруга-фюльк. Кто же лучше хёвдинга сумеет позаботиться об удаче и достаткевсей родни?