– А ничего не будет, – сказал Халльгримугрюмо. – Женщинам не мстят. И она делала то, что должна была сделать.

Вигдис стояла молча и глядела куда-то сквозь стену, поверхего головы… Теперь в её лице не было ни кровинки. Наверное, она заранееготовила себя к расправе, что последует за свершившейся местью… Но чтобыкончилось так!

А Халльгриму она казалась ещё краше прежнего, другое дело,что он не собирался говорить об этом вслух. И теперь он знал, для чего родилсяна свет. Для того, чтобы когда-нибудь покрыть эти волосы свадебным платком. Идождаться от неё сына. Такого же рыжего, как она сама. Как Рунольв…

А за плечом Вигдис стоял Видга. И держал в руке отнятый унеё нож. И никто не придумал бы для неё казни достойнее, чем он… Но Халльгримедва его замечал.

– Вот только придётся всё-таки тебя запереть, –сказал он пленнице. – А то ещё перережешь нас всех.

И воины засмеялись, хотя многим сразу стало казаться, чтоэтакое благородство не должно было довести до добра.

Ближе к празднику Йоль, после которого день принимаетсярасти, Халльгрим начал садиться, а потом и вставать. И вот наконец Видгавпервые вывел его во двор, разрешил постоять немного на вольном воздухе, вбледных солнечных лучах, светивших всё-таки ярче очага.

Видга показал ему крепкую бревенчатую клеть, стоявшуюотдельно:

– Вон там Вигдис сидит…

– А не холодно ей? – спросил Халльгрим. И,наверное, как-то странно спросил, потому что сын посмотрел на него судивлением.

И ответил:

– Как раз! Ас-стейнн-ки таскает ей еду, и они разговаривают.Вигдис ей всё рассказывает, какой великий хёвдинг был Рунольв, и Ас-стейнн-киеё слушает. А я сторожу, чтобы эта Рунольвдоттир не выскочила и не убежала!

Халльгрим подумал о том, что не окажется первым, кто женитсяна дочери врага… И дал Видге увести себя в дом.

Женщины поставили пиво для праздника Йоль. Согласно обычаю –на сто сорок горшков! По тому, хорошее ли получится пиво, станут судить облагосклонности богов. А потом запьют им священное мясо коня, которое всегдаготовят для жертвенных пиров…

Вот в такое время, в сырую метельную ночь, и пропала рыжаяВигдис.

Звениславка и Видга обнаружили это прежде всех других.Тяжёлый засов, запиравший клеть снаружи, был поднят; уж как она ухитрилась сним справиться, можно было узнать только у неё одной. И вместе с Вигдис пропалсерый конь, наследство Рунольва. Следы копыт вели на лёд застывшей бухты идальше за сваи – могучий конь перескочил через них без большого труда. Когдаэто увидели, многие припомнили конский топот, и впрямь будто бы послышавшийся вночи. Хельги, запоздало схватившись, пошёл проверить, на месте ли копьё Гадюкаи меч Разлучник, которые он повесил над своей постелью. Он не удивился бы, еслибы исчезли и они. Но меч и копьё оказались нетронуты.

– Рыжая ведьма! – сказал Хельги. – Если быона сюда забралась, уж точно прирезала бы и Халльгрима, и меня. Умереть спящим!

Не нашли только нож, который она принесла с собой в МорскойДом. Этот нож Видга воткнул в стену конюшни, возле стойла серого жеребца. Там,должно быть, Вигдис его и взяла…

Люди шумели, обсуждая случившееся. Халльгрим хёвдинг молчавзял лыжи и отправился на лёд – посмотреть, в какую сторону уходили следы.Видга хотел было его остановить, но Халльгрим ему даже не ответил. Метель,притихшая было, поднималась снова, и мокрый снег валил плотной стеной, залепляяглаза. Во главе десятка людей Халльгрим выбрался из бухты и пошёл по следам.

И довольно скоро следы привели их к большой полынье, изкоторой валил пар, и ветер нёс его прочь. Снежные хлопья падали в полынью и,набухая, плавали в чёрной воде.

Полынью обошли, но на другой стороне следов видно не было.Могло быть и так, что их просто замело. Но могло быть и иначе. Халльгримостановился у кромки льда и велел спустить в полынью якорь на длинной верёвке.Это было сделано, но так и не удалось зацепить ни Вигдис, ни коня. ТогдаХалльгриму показалось, что по дну шарили не очень старательно, и он взялся задело сам.

– Раны откроются, – сказал ему Видга. Халльгримпромолчал и на этот раз. Никогда он не был особенно разговорчив.

А потом наступил самый короткий день в году, и было съеденомясо коня и выпито пиво. Люди разложили на дворе костры, плясали и веселились,кто как умел. Один Халльгрим просидел сиднем все три дня, вертя в рукахполупустой рог. Малыш Скегги хотел было сказать при нём только что сложеннуюхвалебную песнь о битве с Рунольвом. Но не посмел – и сказал её толькоАс-стейнн-ки. И та одобрила, хотя поняла не более чем наполовину.

А когда его спрашивали, отчего невесел, Халльгрим отвечалодносложно: раны, мол, не все ещё затянулись, болят.

Той зимой в провалах чёрного неба нередко загорались огни.Когда одноцветные, когда радужные, они то неподвижными столбами стояли угоризонта, то колыхались, как покрывала. Иногда огни даже разговаривали, итогда с неба слышалось шуршание и треск.

Звениславка, особенно по первости, всякий раз выскакивалавзглянуть на чудо… Хельги выходил следом и, кажется, смотрел больше на неё, чемна небо. Потом он объяснил ей природу этих огней:

– Где-то совершаются большие дела, и туда спешатдевы-валькирии… А мы видим отблеск их оружия и брони!

Большие дела и вправду творились. Но только не на севере, ана юге, в Вике, где утверждал свою власть Харальд Косматый.

Весной, когда прилетели лебеди и фиорд очистился ото льда,на сторожевых скалах загорелись дымные костры: в море показались чужие корабли.

Кораблей было два… И паруса у них оказались полосатыми,красными с белым, с широкими синими поперечинами наверху. Под такими парусамиходил Гудмунд Счастливый, старый товарищ Виглафа Ворона.

В Сэхейме широко раскрыли морские ворота, чтобы принятьгостей. А женщины стали спешно завешивать стены и готовить угощение. Херсируследовало оказать достойный приём! Олав кормщик на всякий случай заглянул вкорабельный сарай – проведать чёрный корабль; быть может, Гудмунд снаряжался вдальний поход и шёл пригласить с собой Халльгрима или Хельги.

Когда драккары показались перед двором, Халльгрим сразуприметил, что шли они тяжеловато. Так, как будто Гудмунд нагрузил их добром дляторговли или только что взял добычу. Корабли вошли в бухту и причалили, иГудмунд херсир спустился по сходням.

Был он невысокого роста, темноволос и кудряв. И чуть согнутв спине не то болезнью, не то горем. А может, тем и другим сразу… Гудмундсовсем не выглядел могучим бойцом. Но братья знали, что он повсюду возил ссобой панцирь, выложенный позолоченными чешуйками. К такому панцирю всегдаустремляется отчаянный враг – и потому-то великое мужество нужно, чтобы раз заразом надевать его в бой!