В бывшей ванной комнате стояло несколько изрядно потертыхписьменных столов, заваленных грудами разнообразных бумаг, номерами газет ипрочей макулатурой, среди которой, как унылые ледоколы среди торосов, виднелисьнепременные компьютеры.

За двумя столами виднелись и сотрудники средних лет дядечка,лысый как колено, и рослый парень лет тридцати с безобразно всклокоченной пегойшевелюрой.

Причина его всклокоченности немедленно прояснилась: пареньзапустил в волосы пятерню, взлохматил их еще больше и жалобно воскликнул:

– Захарыч, наверно, у моего компьютера вирус! – Счего ты это взял, Петенька? – отозвался мужик, – ты же в сеть невыходишь… где он мог вирус подцепить?

– Да? А чего он мне слово «инцидент» подчеркивает?

– А ты его, наверное, с ошибкой пишешь.

– Да я уже по-всякому пробовал – и через «е», и через«ы»…

– А ты через «и» попробуй, – невозмутимопосоветовал лысый.

– Ой, правда! – парень обрадовался и повернулся кдвери:

– Девушка, вы ко мне?

– Если вы – Н. Уточкин.

– Ну вот, – парень огорчился и по этому поводуснова разлохматил волосы, – как симпатичная девушка, так непременно кКольке…

– А его, что, нет? – разочарованно проговорилаЛена. – Я ему звонила час назад, он говорил, что будет здесь до самойночи…

– Будет, будет, куда он денется! В бухгалтерию небосьпобежал, надеется аванс выклянчить… вы посидите, девушка, ему все равно ничегоне дадут, и он скоро вернется.

Лена уселась за свободный стол и затихла.

Журналисты лихо стучали по клавишам компьютеров.

– Захарыч! – снова застонал молодой парень черезнесколько минут. – Ну точно говорю – вирус у моего компьютера!

– Что он на этот раз подчеркивает? – осведомилсялысый.

– Урегулировать! Я уж и так пробовал, и этак…

– У-ре-гу-ли-ро-вать! – по слогам произнес старшийтоварищ и грустно вздохнул:

– Петенька, как же ты университет-то закончил?

– Как-как? – огрызнулся Петя. – Как всезаканчивают! Молча! Ой, правда, так не подчеркивает!

На какое-то время в «лягушатнике» воцарилась тишина,нарушаемая только бойким стрекотом компьютерной клавиатуры.

Лена оглянулась на бравых представителей «второй древнейшейпрофессии». Лысый дядечка сосредоточенно читал на экране монитора какой-то,видимо увлекательный, текст, лохматый Петя упорно стучал по клавишам, время отвремени на секунду приостанавливаясь, чтобы запустить пятерню в шевелюру. Обоимбыло явно не до нее.

Девушка осторожно, стараясь не шуметь, выдвинула верхнийящик рабочего стола.

Ничего интересного она не увидела, если не считатьнескольких пачек презервативов, маленького кипятильника и пустой плоской бутылкииз-под коньяка «Арагви».

Находки, конечно, характеризовали отсутствующего Уточкина,но никакой полезной информации Лена из них не извлекла.

Она задвинула ящик на место и выдвинула следующий.

Здесь она нашла еще несколько презервативов, черную книжку сназванием «Словарь-справочник автора» и несколько бумажных лоскутков снеразборчивыми пометками.

Один из этих листков привлек ее внимание.

Лена достала его из ящика и всмотрелась в кривую торопливобегущую наискосок запись: «Ольга Теодоровна Сербина».

Ниже был записан номер телефона.

Лена поразилась такому совпадению.

Ту самую женщину, которую она пыталась найти в центре«Вариант», ту женщину, из-за которой она приехала в Петербург, женщину, котораяпамятным вечером в зимнем саду отеля «Кедровая падь» разговаривала с ВикторомЧерепахиным за час до его смерти, женщину, с которой Лену связывали болезненныевоспоминания шестилетней давности – ту женщину тоже звали Ольга Теодоровна. Онаочень гордилась своим редким отчеством, считала его аристократическим и всегдаподчеркивала, представляясь: «Не Федоровна, а Теодоровна, запомните,пожалуйста!»

Тем самым она выделяла себя из толпы, из массы, где тысячамисуетятся вульгарные Федоровичи и Федоровны, а она, единственная в своем роде инеповторимая, не имеет к ним никакого отношения…

Правда, фамилия шесть лет назад у нее была другая. Шесть летназад ее звали Ольга Ракитина.

Даже мысленно произнеся эту фамилию, Лена почувствовала, какземля завертелась под ней, а сердце забилось гулко и горячо. Она снова услышаларовный шум дождя за окном, почувствовала прикосновение сильных, горячих рук ипахнущих дождем волос… ее лицо запылало.

И тут в дверях «лягушатника» появился невысокий полноватыйблондин с маленькими, глубоко посаженными глазками.

Лена торопливым инстинктивным движением спрятала в сумочкулисток с именем и телефоном, незаметно коленом задвинула ящик стола иповернулась к вошедшему.

Разглядев его, Лена поняла, откуда взялась кличка Утконос,под которой журналист фигурировал в компьютере центра «Вариант»: у негодействительно был вытянутый и расширявшийся к концу утиный нос, удивительнооправдывавший прозвище.

– Это вы – Николай Уточкин? – проговорила она какмогла более официально.

– И Маслов, и Ложкин – тоже я. А это вы мне звонили? –отозвался тот, скользнув по ней взглядом.

Его взгляд, казалось, оставил на одежде девушки сальныепятна.

– Да, я, – Лена поднялась из-за стола, – яхотела задать вам несколько вопросов, касающихся вашей статьи…

– Да-да, – Николай осклабился, – как же, какже… «справедливость – мое ремесло»… только давайте поговорим не здесь, а тоздесь уж очень шумно!

Лене не казалось, что в «лягушатнике» шумно, но она поняла,что Николай не хочет разговаривать при своих коллегах, и не стала спорить сним.

Они вышли в коридор и направились к еще одной избесчисленных лестниц.

– Тут у нас есть кафе, – проговорил журналист, слюбопытством разглядывая Лену, – вот там мы и посидим.

Действительно, ниже этажом, несмотря на поздний час работалонебольшое кафе. Николай усадил Лену в самый угол, подошел к буфетчице, бойкойвеселой тетке лет пятидесяти, и через минуту принес две чашечки отвратительногокофе и две больших рюмки соответствующего коньяка.

Лена с удивлением посмотрела на коньяк и твердо проговорила:

– Я на работе не пью.

– А я пью, – отозвался Николай с сальной улыбкой иодним махом осушил свою рюмку.

Затем он придвинулся ближе к Лене ипрофессионально-задушевным голосом осведомился:

– И кто же ты такая, интересно?