Дмитрий Дарин: Я очень жалею, что мне ни разу не удалось побывать на концерте Высоцкого. Когда он ушел из жизни, я был еще школьником. Кто же в школьные годы думает о том, что кто-то из кумиров может покинуть эту землю? Вся страна в годы моего детства говорила на языке Высоцкого! И сейчас, даже спустя десятилетия, народ все равно — пусть не особо вдумываясь — воспринимает, чувствует строки, зачастую даже не зная, кто их автор. Это относится и к Есенину. Но к Высоцкому — все-таки больше. Он как-то ближе в памяти народной. Поэт не может считаться до конца поэтом в России, если он не растворен в генетической памяти своего народа. Высоцкий в ней растворился. И Есенин растворился. Пусть их и не все любят, пусть кто-то даже клянет или относится пренебрежительно. Но и те, кто не любят его творчество, волей-неволей вдруг что-то вспомнят или используют созданные им образы.

Михаил Айвазян: Галич не очень стремился распространять свои песни, а вот Булат Окуджава — как раз наоборот. Он был за то, чтобы все время записывать свои песни на магнитофон. И затем их широко распространяли в народе. Сейчас бы сказали, что он активно занимался самопиаром. Вслед за ним и Владимир Высоцкий быстро сообразил, что широкое распространение магнитофонных бобин с записями собственных песен создает очень неплохую творческую репутацию.

Ирэна Высоцкая: В качестве оригинала ранних песен Володи была одна-единственная большая бобина, что записал мой папа. У моего брата Александра — он старше меня на восемь лет — имелась первая копия, и у дяди Яши Гольденберга, замечательного папиного друга, тоже была. А потом, уже с этих копий, многие родственники и знакомые переписывали что-то себе, обменивались ими.

Ирэна Высоцкая: Мы переехали в Москву в 1959 году. Папа тогда приносил со студии магнитофоны — «Урал» или «Романтик» — и записывал Вову. И еще до начала популярности Володи приезжала бабушка, слушала эти записи. И ей страшно все нравилось, особенно песня «Я ударил ее, птицу белую, — закипела горячая кровь…». Понимаете, до всенародной популярности — и папе, и бабушке очень нравилось исполнение Володей своих песен!

Александр Нотин: Высоцкий был для власти чрезвычайно неудобен, потому что являлся таким вот всесоюзным блогером — в те времена, когда еще не было интернета. Думаю, что он в какой-то мере, стал чуть ли не предтечей всех нынешних блогеров. Тогда же был совершенно другой способ распространения информации. Это магнитные пленки, которые, кстати, слушали и Андропов, и Брежнев, и все сильные мира сего — но только не афишируя, втихаря. Магнитофонные записи разлетались мгновенно по всей стране. Эта невероятная популярность сыграла с Высоцким по-своему злую шутку. Потому что у него, в отличие от современных блогеров, популярность была живая, то есть его любили, живые люди и реально ходили на его концерты, и реально носили его на руках. Я не думаю, что какой-нибудь нынешний блогер с миллионной аудиторией может достичь такого. Сегодня очень много виртуального, а тогда все было реально. Все шло от сердца к сердцу.

Дмитрий Дарин: Наше поколение — поколение Высоцкого — может любое явление объяснить его языком. Да и не только наше поколение! Ведь в каждом поколении — одни и те же проблемы практически, одна и та же несправедливость. Мы можем цитатами из Владимира Семеновича объяснить буквально все: от чиновников до бандитского беспредела. От цензуры до поножовщины пьяной. Высоцкий очень емко, очень метко, предельно точно описал жизнь в России — причем на много лет вперед! Лучше, чем он, и не скажешь. Например, одна только фраза «Вы тоже пострадавшие, а значит, обрусевшие» — и можно не читать всего Ивана Ильина или Алексея Лосева. В одной фразе сконцентрирована философия русской идентичности! Эти слова нельзя придумать — их можно только родить!