– Ты обдумывал такую возможность?

– Нет. Она не должна расплачиваться за ошибки отца. Ее не интересует старая вражда, а я не хочу использовать сына как средство воздействия. Случившееся между нашим отцом и Харпером осталось в прошлом и не должно нас волновать. Надо продолжать жить, не оглядываясь беспрестанно на призраки Леона и Хардвика. – Собственная речь Байрону понравилась. Как бы ему хотелось поверить собственным словам!

Однако из головы не шло, что только он дает обещания о своем долгосрочном здесь пребывании, а Леона не спешит ни в чем его разуверить и показать, что ничего от него не скрывает. Сначала утаила фамилию, потом рождение сына. Какие еще тайны она ревностно оберегает?

Чэдвик неожиданно улыбнулся:

– Мы пытаемся изгнать призрак Хардвика, не так ли? Сначала Мэттью женится тайком, теперь ты. Хотя бы мать на свадьбу пригласить не забудь, договорились?

Байрон испытал огромное облегчение. Отношения его матери Дженни с Чэдвиком всегда были неоднозначными, приятно узнать, как предусмотрительно он к ней относится.

– Значит, благословляешь меня?

– Я не вправе этого делать. – Он положил руку Байрону на плечо. – Ты всегда был независимым и делал, что взбредало в голову. Честно признаюсь, я завидовал тому, что наша семейная драма тебя не коснулась.

Байрон в недоумении уставился на брата. Чэдвик ему завидовал?

– В самом деле?

– В самом деле. Поверь мне, пытаясь подражать Хардвику, я вел себя к погибели. А нужно делать лишь то, что приносит счастье. Подозреваю, эту нехитрую истину ты осознал раньше нас.

– А как же ты? Теперь-то ты счастлив?

– Да. Если женишься на ней…

– Женюсь.

– …мы поддержим тебя. Тебя, Леону и малыша. Всем вам будет гарантирована поддержка семьи Бомонт, если Харпер задумает что-то сделать.

Байрон с облегчением выдохнул, не подозревая, что все это время сдерживал дыхание, и понял, что из всех братьев Чэдвик будет яростнее всех сражаться за то, чтобы вырвать ребенка из лап Харпера. Ему досталось от Харпера больше других.

– Спасибо, старина. Я очень это ценю.

Чэдвик снова усмехнулся, что ему совсем несвойственно. Байрон не привык видеть старшего брата улыбающимся.

– Обращайся в любое время. Для этого и нужна семья. Не забудь дать свой новый адрес. – Уже открыв дверь, он замер на пороге, улыбка разом погасла, и он превратился в расчетливого, холодного бизнесмена. – Только не заставляй меня сожалеть о решении.

– Не буду.

На этот раз точно сожалеть не о чем.

Леона пребывала в состоянии постоянной тревоги. Поставщики буквально рвали на куски будущую кухню Caballo de Tiro, сантехники орудовали в туалетных комнатах, электрики отовсюду извлекали старую проводку с роликами и трубками. Она должна была за всеми присматривать, и каждые десять минут кто-то обязательно обращался к ней с вопросом. С одной стороны, она радовалась, что не нужно отчитываться в каждом своем шаге перед мистером Лютефиском, с другой стороны, необходимость единолично принимать решения чрезвычайно изматывала.

Обычно по окончании рабочего дня Леона ехала домой, переодевалась и занималась сыном, но на этой неделе забирала Перси либо из яслей, либо от Мэй, и они с Байроном отправлялись в очередной мебельный гипермаркет, где спорили из-за каждой мелочи.

А покончив с этим, Леона возвращалась в свою квартирку, где неизменно натыкалась на стену враждебности, которой окружила себя Мэй. Сестра взяла себе за правило во всем с ней не соглашаться.

Кроме того, ее по-прежнему каждую ночь будил Перси. Ушная инфекция должна была уже пройти, и Леона пыталась не подходить к нему – пусть наплачется и заснет. Мэй врывалась к ней в спальню с требованиями не забывать о сыне в вихре новой жизни с Байроном.

Спустя еще две недели Леона мало чем отличалась от зомби. Не помнила, какую одежду собрала для себя и Перси для двухнедельного проживания с Байроном, не сразу смогла бы ответить, какое сегодня число и день недели.

Что еще хуже, им с Байроном так и не удалось больше побыть наедине. Она могла рассчитывать лишь на то, чтобы подержать его за руку, пока они спорят о достоинствах и недостатках диванов.

Она целый год прожила без интимной близости и могла бы потерпеть еще две недели, но…

Не могла. Потому что то и дело ловила на себе его вызывающий взгляд. Проходя мимо, он касался ее плеча или бедра, частенько нашептывал, как хорошо она сегодня выглядит и как он ждет того дня, когда они наконец станут жить вместе.

Байрон всегда смотрел на нее как никто другой, и это не изменилось. Осознание того, что он смотрит на нее, заставляло желать его. Но вожделение и любовь – большая разница. То, что он две недели ведет себя пристойно и не обвиняет ее во всех смертных грехах, вовсе не означает, что он не станет делать этого впредь. Да, мил и заботлив, помогает ей с Перси, а от его взглядов и прикосновений по телу пробегают электрические разряды.

Ее эгоистичные физические потребности следует задвинуть на задворки. Хотелось верить, что это и есть настоящий Байрон, тот самый человек, в которого она некогда влюбилась. Она мечтала, чтобы их теперешние отношения продолжались всю жизнь. Она жаждала большего, чем брак на бумаге, раздельные спальни и раздельные жизни. Она хотела любить Байрона. А еще больше, чтобы он любил ее.

Подобные мысли превратили ее жизнь в хаос. В своем воображении она нарисовала себе идеальную историю любви. Как в сказке, где нет вражды между Бомонтами и Харперами и нежелательной беременности.

Собственные желания Леона в расчет не принимала. Ей требовалось создать счастливую, благополучную атмосферу для сына и путь к отступлению на случай, если Байрон потеряет к ней интерес. У нее за плечами целый год общения с ним.

Леона не представляла, как дотянет до субботы, не сломается. В субботу они с сыном поедут в большой дом в Литлтоне.

* * *

Суббота все же настала. Леона не знала, как ей удалось выжить. Она много работала, а придя домой, буквально валилась на кровать и тут же засыпала. Байрон преследовал ее даже во сне. Целовал и ласкал, всегда оставляя ее неудовлетворенной. Утешало одно, сойти с ума не удастся, поскольку это уже произошло, она даже не заметила, как и когда.

Раздельные спальни не просто так. Она не может позволить Байрону снова разбить ей сердце, тем более разбить сердце Перси. Но означает ли это, что не следует допускать его к себе, ведь он может избавить ее от напряжения? Или это кратчайший путь к страданию?

Леона погрузила вещи в машину и приготовила изюм на случай, если Перси захочет перекусить. Последний раз осмотрелась по сторонам, чтобы удостовериться, что ничего не забыла.

Осталось лишь переговорить с сестрой.

– Поверить не могу, что ты едешь к нему, – надула губы Мэй.