— Ну же, господин Кадрус, я вас жду! Пожалуйста, стреляйте!

— Бой становится слишком неравным, — ответил Кадрус. — Заклинаю вас, граф, сложить оружие. Сдавайтесь, граф!

— Любезный господин Кадрус, — ответил старый дворянин, — вы просто смешны, требуя от меня того, чего человек, носящий фамилию Барадер, не делал никогда. Вы не хотите стрелять, я вас заставлю.

Граф, подняв шпагу, пошел на Кадруса, один из «кротов» выстрелил. Шпага графа разлетелась на куски. Тотчас, едва переводя дух, прибежала герцогиня.

— Ради бога, граф де Барадер! — вскрикнула она. — Прекратите этот бессмысленный бой!

— О! И вы, герцогиня, хотите, чтобы я сдался?! — сказал старый граф, поклонившись.

— Но что же вы можете сделать?

— Я даже не смогу похвастаться оригинальностью. Я буду только подражателем.

— Что же такое?

— Я умру!

Подняв заряженный пистолет убитого егеря, валявшийся у его ног, старый граф, произнеся эти последние слова, выстрелил себе в сердце. Герцогиня лишилась чувств. Жорж снял шляпу и сказал:

— Хвала тебе, старый рыцарь, ты пал как герой!

— Одним храбрецом меньше! — сказал Фоконьяк.

Повернувшись к «кротам», он приказал:

— Все по местам. Не угодно ли пройти в лес? — обратился он к герцогине. — Мы должны сделать опись ваших драгоценностей.

— Опись? — сказала она. — Для чего?

— Кадрус намерен когда-нибудь вам их вернуть. Как знать, возможно, он станет императором или королем!

Молодая женщина улыбнулась. Ее отвели шагов на сто вглубь леса. Там под большим дубом она увидела свою шкатулку и разложенные бриллианты. Один человек из шайки составил реестр вещей. Кадрус ждал. Этот человек прочел ей опись, она кивком головы подтверждала каждый пункт. Когда дошли до перстня, стоившего пятьдесят тысяч франков, она вздрогнула. Кадрус это заметил.

— Герцогиня, — сказал он, — быть может, этот перстень вам дорог?

— О да! — ответила она. — Он достался мне от матери.

Кадрус взял перстень, подал молодой женщине и сказал:

— Сделайте одолжение, герцогиня, примите от меня этот крохотный подарок.

— Но… милостивый государь…

— Как?.. Вы отказываетесь?..

— Нет! Благодарю вас.

Это великодушие, по-видимому, произвело на нее глубокое впечатление. Герцогиня подписала опись и взяла расписку на драгоценности. Кадрус подал ей руку и вывел на дорогу. Фоконьяк по знаку Кадруса свистнул «кротам».

— Подайте скорее, — приказал он, экипаж для герцогини, чтобы она могла вернуться в свой замок.

Герцогине подали карету, лошадей повернули к замку, кучер в ее ливрее сидел на козлах, вся шайка исчезла, словно сквозь землю провалилась.

Герцогиня де Бланжини осмотрелась. Она увидела по обе стороны кареты двух всадников, почтительно державшихся на расстоянии. Если бы отсутствие ее бриллиантов не подтверждало истинности всего случившегося, она бы решила, что совершает вечернюю прогулку.

Во всадниках, следовавших за ее экипажем, герцогиня без труда узнала Кадруса и его помощника. Сердце ее забилось сильнее. Она почувствовала, как внезапно краска бросилась ей в лицо. Почему она покраснела? Потому что в голову ей пришла нелепая, безумная мысль…

Когда герцогиня немного успокоилась, она обернулась к Кадрусу, который ехал справа.

— Вы совершили беспричинную жестокость, — сказала она.

— Я? — спросил Кадрус, тон которого ясно показывал, что он не понимает упрека.

— Да, вы. Разве вы не могли взять мои бриллианты, никого не убивая?

— Это было невозможно. Французские солдаты дадут себя убить, но не отступят.

— Это правда. Но разве вы не могли пощадить храброго дворянина, которому я была поручена?

— Бог — свидетель, герцогиня, и вы сами это видели, что я сделал все возможное для того, чтобы спасти графа де Барадера… Кто же мог предвидеть его самоубийство?

— Это правда, — ответила женщина.

Фоконьяк между тем думал: «Зачем она говорит все эти пустяки? Она ласкается, а потом царапает».

— Ваше рыцарское обращение показывает, что вы принадлежали к нашему обществу. Я не знаю, по какой причине между нами и вами разверзлась бездна. Возможно, какая-то черная несправедливость заставила вас объявить войну обществу. При новом дворе всегда есть место для людей с выдающимися способностями. Император примет чистосердечное признание. Он согласится на тайную встречу. Словом, я влиятельна при дворе… Я легко бы могла добиться условий перемирия.

«Вот оно что! — подумал Фоконьяк. — Мы должны, как кроткие агнцы, сами влезть в волчью пасть».

— Я очень признателен вам за это предложение, герцогиня, — ответил Кадрус, кланяясь принцессе. — Нет никакого сомнения, что ваше ходатайство имело бы самый положительный отзыв, но я осмелюсь вас спросить, зачем мне милостивое расположение императора?

— Как это?

— Нет ничего проще. Император повелевает миллионами, это правда, а у меня не больше трехсот человек. Но я в них уверен, а вот может ли то же самое сказать Наполеон о своих подданных?

— В этом отношении вы, возможно, и правы. Однако согласитесь, ваше ремесло…

Принцесса не посмела закончить фразу.

— Вожака разбойников. Не правда ли, вы это хотели сказать, герцогиня?

— Скажи герцогине, — вмешался Фоконьяк, — что единственная разница между Наполеоном и тобой состоит в том, что ты не коронован.

— Я сейчас говорил, — продолжал Кадрус, очевидно желая отвлечь внимание герцогини от неуместных замечаний своего помощника. — Я говорил, что его величество не может так же положиться на преданность своих подчиненных, как я на своих. Вы сами можете судить об этом, сударыня. Трон расшатывают заговоры, долго ли ему обрушиться! Притом я могущественнее императора.

— О! — воскликнула герцогиня, смеясь над подобным хвастовством.

— Я могу взять его в плен, а он меня не может. У него есть полиция, но она не знает, что я делаю. А моя «полиция» знает все, что происходит сейчас у вас!

— У меня?!

— Да… Прикажите. Моя полиция доложит вам. Мне это тоже нужно знать, чтобы удостовериться, могу ли я вас провожать.

— О, это уже слишком! — прошептала герцогиня де Бланжини.

Не обращая внимания на восклицание женщины, Кадрус обратился к своему помощнику.

— Спроси, — сказал он, — что делают в замке слуги герцогини, и узнай, до какого места мы сможем ее проводить.