В августе Анна с мужем едет в Москву, где раньше не бывала. Николай Степанович собирался встретиться с Брюсовым, у него были дела. Видимо, Ахматова попросилась с ним. Оставаться в слепневском доме без него ей было бы тягостно.

Один из Кузьминых-Караваевых, красивый семнадцатилетний студент, влюбился в Анну и стрелялся из-за нее. По счастью, выжил. Много-много лет спустя они встретятся, и Анна не сразу вспомнит об этом печальном факте.

В Москве супруги остановились в «Метрополе». В ресторане «Метрополя» встретились с издателем журнала «Весы» С. Поляковым. Тот сообщил о закрытии журнала, в котором Гумилев был так доброжелательно принят на заре своей поэтической деятельности. Брюсов ведь неизменно печатал присылаемые Гумилевым стихи. Закрытие журнала огорчило поэта. Поляков объяснял, что московская молодежь пошла не за Брюсовым, а за Андреем Белым с его альманахом «Мусагет», и Брюсов решил закрыть «Весы».

Андрей Белый тоже побывал в гостинице у Гумилева. И взял у него стихи для своего альманаха. Николай Степанович бывал с визитом у Брюсова дома, познакомился у него с Н. Клюевым, но это было уже без Анны.

Вместе с Анной они сходили в Третьяковскую галерею, посмотрели картины. Гуляли по городу. Через несколько дней Ахматова уезжает одна, но не в Слепнево, а сначала в Петербург, потом в Киев, к маме. Что же произошло? Новая ссора. Видимо, именно тогда Анна Андреевна обнаружила в бумагах Гумилева письмо к нему от Веры Неведомской. Письмо, не поддающееся двойному толкованию. Возможно, оно было частью той рискованной игры, которую вела молодежь в Слепнево. В любом случае Анна поняла, что у мужа далеко зашедший флирт с подобинской соседкой. Объяснившись с Гумилевым и уличив его, она уезжает.

Гумилев же вернулся в Слепнево, где продолжил рискованные игры и вел холостяцкий образ жизни.

В августе начались дожди, веселая компания вынуждена была сидеть в доме. Они решили играть в театр. Гумилев сочинил пьесу в стихах «Любовь-отравительница» с испанским колоритом XIII века. Вся пьеса, по свидетельству Неведомской, была шаржирована до гротеска. «Николай Степанович режиссировал, упорно добиваясь ложно-классической дикции, преувеличенных жестов и мимики. Его воодушевление и причудливая фантазия подчиняли нас полностью, и мы покорно воспроизводили те образы, которые он нам внушал». Им было весело.

Анна смотрела дальше. Она ответит на деревенское веселье в своем сентябрьском стихотворении:

«Старый друг» здесь, конечно, Гумилев.

Размолвка затянулась до сентября. Гумилев вернулся в Царское Село. Летом Анна Ивановна купила дом на Малой улице, 63. Если раньше семья скиталась по наемным домам, то теперь был свой. Туда и вернулся Николай Степанович.

Это был двухэтажный деревянный дом с флигелем и двориком. На втором этаже разместилась Анна Ивановна с падчерицей и внуками, а сыновья с женами внизу. На первом этаже находились также столовая, гостиная и библиотека. Со двора – кухня и ванная. Комната Николая соседствовала со столовой, а кабинет Анны – с библиотекой. В этом доме Гумилевы прожили до революции, пока дом не был национализирован.

Обставляли вывезенной из Слепнева старинной мебелью красного дерева, но Николай Степанович свою комнату и комнату жены отделал в современном духе.

Анна в Киеве застала убийство П. А. Столыпина 1 сентября 1911 года. Этот роковой выстрел тревожно отозвался в ее душе. Чуткая к политическим событиям, Анна не могла не понять, как скажется впоследствии это убийство на жизни отечества.

Она возвращается в Царское Село, в новый дом и занимает приготовленную ей комнату. 17 сентября супруги вместе отправляются в Петербург на именины Веры Неведомской в знак общего примирения всех участников летних игр. Примирение, видимо, состоялось.

Гумилевы продолжают появляться на культурно-светских мероприятиях в Академии стиха, в редакции «Аполлона», в театре. Осенью 1911 года Гумилев загорелся идеей создания отдельной группы поэтов-единомышленников, не связанных с «башней» Вяч. Иванова. Это был план окончательного отделения от символистов. В эти дни он часто встречается с поэтом С. Городецким, вместе они обдумывают принципы будущего Цеха поэтов. Много размышляют о форме стиха, его упрощении и конкретизации. Взяв за основу технические принципы, они объединяют поэтов в кружок, названный по аналогии с ремесленническими цехами «Цех поэтов». И Гумилев, и Городецкий привлекают к делу своих сторонников.

20 октября 1911 года на квартире Городецкого состоялось первое собрание Цеха. Присутствовали вполне почтенные люди и знаменитые поэты: А. Блок, Ф. Сологуб, французские филологи, М. Кузмин, Н. А. Тэффи и другие. После организационных вопросов читали стихи. Блок записал в дневнике в тот день: «Безалаберный и милый вечер ‹…› Молодежь. Анна Ахматова. Разговор с Н. С. Гумилевым и его хорошие стихи о том, как сердце стало китайской куклой. ‹…› Было весело и просто. С молодыми добреешь». Однако ни на одном собрании Цеха Блок больше не появится: установки нового литературного сообщества были чужды поэту-символисту.

Анна откровенно скучала на первом собрании, прочла три стихотворения, написанные в последние дни. Настоящая деятельность Цеха была впереди. А упомянутые Блоком и так понравившиеся ему стихи Гумилева «Я верил, я думал…», наверное, выражали внутреннее состояние их автора осенью 1911 года. «Я продан! Я больше не Божий!» Что могло заставить поэта воскликнуть так? Тревожное ожидание сквозит в строках стихотворения:

В октябре 1911 года Ахматова поступила на высшие женские историко-литературные курсы Н. П. Раева. По совету ли Гумилева, из желания обрести упорядоченные знания, от безделья ли?

Однако теперь супругов объединяет еще и Цех поэтов. Второе его заседание состоялось 1 ноября уже в доме Гумилевых в Царском Селе. Участниками собрания читались стихи, а Николай еще прочел новые стихи Брюсова, присланные в «Аполлон» для печати. Все это обсуждалось, было интересно, и Анна теперь не скучала.