Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне нравится одна певица. У меня всегда с собой ее арии. Она поет письмо Татьяны Онегину. А кроме того, исполняет много других арий и на русском, и на итальянском. Но когда я услышал эту, то почему-то почувствовал, что она обращена прямо ко мне. Теперь я слушаю ее, когда еду в своем грузовичке. Ее голос в моих наушниках всегда, даже когда я соскребаю испорченные кошачьи костюмы с асфальта…
В интернете я нашел ее фотографию. Певица оказалась очень-очень красивой.
Теперь ее портрет, распечатанный на хорошем принтере, висит у меня над кроватью.
Бабушка говорит, что это тоже признак инфантилизма – пускать слюни на недостижимую светскую львицу, вместо того чтобы найти простую и хорошую девушку.
А я отвечаю, что мне попадались и простые, и хорошие отдельно. Но вместе – никогда.
На это бабушка заявляет, что понимает, почему избавились от меня мои родители и сослали к ней.
А я говорю:
– Ну не знаю, не знаю. Мне хорошо с тобой. Твоя еда гораздо вкуснее.
Бабушка считает, что я так и проживу всю свою жизнь и со мной ничего хорошего не случится.
– А как же совпадения? – спрашиваю я. – Ведь это улыбка Бога.
Но она только машет рукой. Видно, забыла свои же слова.
А я не забыл.
Совпадение произошло со мной вчера. Вчера со мной произошло совпадение.
* * *
Я ехал в кузове, когда увидел ее. Колесо ее «Мерседеса» было пробито. Она остановилась прямо на моем пути. На обочине.
Я бы все равно помог. В конце концов, я помогаю даже измятым кошачьим костюмам перекочевать в утиль. Почему бы не помочь человеку, неспособному поменять колесо на своей машине?
Но – вот совпадение – это оказалась она. Обычно женщины в жизни очень отличаются от своих фотографий. Во всяком случае, все мои подружки отличались. Даже размер груди. Я не знаю, почему так. Наверное, это эффект фотооптики.
А она была такая же, как на фото, только глаза не такие ярко-зеленые.
– Здравствуйте. Помочь вам поменять колесо?
– Конечно!
Она, кажется, хочет рассердиться на меня, но не знает за что.
Глаза не такие зеленые, как на портрете на моей стене. И лицо не спокойное, а нервное. Губа верхняя чуть подергивается.
Видно, она сама пыталась поднять машину и открутить колесо. Шея вся в капельках пота, и одна большая капля скатилась под блузку, между грудей.
– Что это вы на меня так смотрите?
– Вы очень красивая. Только глаза у вас не такие зеленые, как на фото.
Она выглядит растерянной.
– Я им говорила «не надо». А они… – Она замолкает.
И я так и не узнаю, что и кому она говорила. И что говорили ей они. Одно понимаю точно – это она не с глазами разговаривала.
– Наверное, это эффект оптики, – говорю я, чтобы подбодрить ее.
– Что?
– Эффект от фотооптики. Глаза. Но в жизни вы еще красивее, чем на фото…
Она улыбается. И сама рассматривает меня с удивлением, как будто я кошка, пережившая столкновение с «КамАЗом».
– Вы знаете, кто я?
– Конечно.
Я называю ее имя.
– Вы любите оперу?
Я задумываюсь. Да, наверное, я люблю оперу. Но точнее и правдивее будет сказать, что я люблю ее арии и фотопортрет с зелеными глазами.
– Да, я люблю оперу.
– Это очень странно, никогда бы не подумала… – Тут она осекается и замолкает. – Поможете поменять колесо?
– Вы хотели сказать, что дорожный рабочий не может любить арии. Это не совсем так. Когда я слушаю ваше письмо Татьяны, мне кажется, что ангелы вышивают звездами по ночному небу.
– Что?
– Я помогу сменить колесо.
У нее отличный домкрат, хороший баллонный ключ и совсем новая машина. Болты еще не прикипели. Я отлично умею менять колеса. Она стоит надо мной.
– Что вы сказали про ангелов?
Я отвернул уже второй болт.
– Всегда, когда я слушаю, как вы поете эту арию, мне представляются ангелы с иглами для вышивания, которые пришивают звезды к ночному небу.
Я делаю усилие, и вот на земле еще один болт.
– Вы очень странный. Вы знаете об этом?
– Да. Бабушка мне часто об этом говорит. Именно такими словами. Говорит: ты очень странный.
– Ну, я не бабушка, – усмехается она.
– Это точно. Просто говорите точно так же. Еще бабушка говорит, что я инфантильный, потому что люблю вас, а не простую хорошую девушку…
Я кручу домкрат. Это нужно делать внимательно и аккуратно.
– Вы любите меня, вы сказали?
– Ваши арии. Особенно письмо Татьяны.
Достаю запаску из багажника. А в салоне у нее портрет кошки прикреплен к торпеде. Рыжая, ушастая.
– Какая ушастая!
– Это абиссинская кошка. Одна из самых древних пород.
– Красавица.
– Вы любите кошек?
Я не знаю, как ответить.
– Да. Они бывают такие живые.
– Да! И очень веселые.
– Все кошки живые и веселые, – говорю я, – потому что, когда они не живые и не веселые, это уже не кошка, а только ее измятый костюм.
– Вы очень странный.
– Да, так говорит моя бабушка.
* * *
Я поменял колесо, и теперь она роется в кошельке. Ветер растрепал ее волосы. Это тоже очень красиво. Почти как ария Татьяны.
– Вот, – говорит она и протягивает мне тысячу.
– Не надо.
– Почему?
Я не знаю, как ей объяснить это.
– Потому что на эти деньги все равно не купить отдельной квартиры, а брать ипотеку я не хочу. Скажите, ведь то, что мы встретились, это совпадение?
– Да. В определенном роде – да.
– Ну хорошо. Я очень счастлив. У меня всегда с собой ваши арии. До свиданья.
– Подождите! – Она бежит к машине и открывает пассажирскую дверь, наклоняется и роется в бардачке. Я отворачиваюсь, потому что мне стыдно смотреть. На простую хорошую девушку мне смотреть было бы не стыдно. – Вот!
Она протягивает мне CD-диск. Это ее арии, а на обложке тот самый портрет с зелеными глазами.
– Тот самый портрет, – говорю я.
– Тот самый. И здесь есть письмо Татьяны.
– Я очень счастлив, спасибо. Хотя я не смогу слушать этот диск.
– Почему?