– Приказываю!

Подкопаев оставался в оранжерее, глядя на огромные зеленые тазы виктории регии, плавающие в бассейне. Иногда из темной воды появлялась рыбья голова, чмокающий рот. От рыбы расходились круги, и белые, жирные, как сливочное масло, цветы слегка покачивались.

Деревья недвижно стояли, окруженные маслянистой духотой. Но два из них – тимания прелестная и бренмия сапфировая – слегка шевелили вершинами, словно на них падал ветер. Они хотели коснуться друг друга листвой.

Встречный танковый бой украинских и русских танков захлебнулся. И те и другие в азарте боя вломились в развалины Макеевки, попали под огонь противотанковых средств и горели. Черный дым летел над садами, грохали редкие взрывы. Это взрывались боекомплекты подбитых танков. Пехота, с каждой стороны по роте, продолжила наступать, но была остановлена пулеметным огнем и снайперами. Частью залегла, частью откатилась, унося убитых и раненых.

Старший лейтенант украинской армии комвзвода Григорий Поперечный потерял свой взвод и, исполненный жаркой ненависти и безрассудства, один продолжал наступление. Пробирался вперед по развалинам. В нем оставалась неистовая, безумная ярость, толкавшая через воронки, рухнувшие стены, срезанные яблони. Туда, где находился ненавистный враг, до которого доберется и всадит в него остаток автоматного магазина. Отомстит за разгромленный взвод. За убитых товарищей. За оскверненную Украину, которую проклятые москали мучили столько веков. Теперь они вгрызаются в ее хлебные поля и сады.

Поперечный полз, хоронясь в рытвинах. Знал, что доберется до врага и увидит последний страх в его ненавистных глазах.

Старший лейтенант Российской армии командир взвода Николай Костровитин пролезал под связками арматуры, сквозь дыры, проделанные снарядами. Атака его роты была отбита. Его друг старший лейтенант Харитонов был убит и, еще не остывший, лежал на бахче среди незрелых арбузов. Его девушка, приезжавшая к нему в Ростов из Донецка, попала под обстрел, и ей оторвало руку. Она писала, что хочет повеситься, а он отвечал, что любит ее и они поженятся. Теперь он змеился по-пластунски, подтягивая к себе автомат. Пробирался туда, где притаился его заклятый враг. Знал, что доберется до него, наступит ногой на грудь, всадит очередь в ненавистное лицо.

Поперечный чувствовал близость врага. Враг был рядом, за грудой строительного мусора, за перевернутым комодом с остатками зеркала. От него исходил запах едкого пота. Тишина была готова разразиться автоматной очередью.

Подкопаев испуганно смотрел, как дерутся два дерева. Хлещут друг друга ветвями, бьют сучьями, швыряют ворохи листьев. В каждом дереве поселился вихрь, врывался в соседнее дерево, выворачивал и сшибал ветви. Деревья скрипели, наклоняли стволы, хотели боднуть друг друга. Кусали, царапались. Из кадок вылезала земля, обнажались корни. Кора лопалась, из нее сочился сок.

Костровитин видел перед собой два перевернутых ведра и часть тесового забора, проломанного танком. Враг был за этим забором или немного дальше. Оттуда давила невидимая злая воля, неумолимая сила, которую могла остановить только пуля. Костровитин увидел, как у забора шевельнулось что-то, похожее на камуфляж. Выпустил очередь, не сомневаясь, что поразил цель. Но грязный лоскут продолжал шевелиться. Это ветер мотал тряпку.

Поперечный проследил, откуда хлестнула трасса. Ударил по ведрам. Одно звякнуло от попадания и покатилось. За ведром была пустота. Враг оставался невредим.

Костровитин понял, что его позицию засекли. Кувырком откатился к комоду, на секунду ослепнув от солнца, отраженного в зеркале. Этой секунды хватило Поперечному, чтобы разглядеть стремительно перекатившееся тело и ударить очередью. Услышал вскрик. Тело закатилось за деревянный комод. В этом теле была его пуля. Враг был остановлен. Надо подождать, когда он истечет кровью и умрет. И тогда подойти и убедиться в смерти врага.

Автоматный рожок Поперечного был пуст. Он отложил автомат, извлек пистолет и терпеливо ждал полчаса, час. Движения за комодом не было. Он стал осторожно обходить двор, чтобы из-за развалин со стороны осмотреть комод.

Костровитин получил пулю в легкие и понял, что ранение смертельно. Он умрет среди этих развалин, поломанной мебели и простреленных ведер. Враг подойдет к нему и пнет башмаком недвижное тело. Костровитин слышал, как хлюпают легкие. Харкая кровью, отполз от комода, затаскивая свое тело за угол хаты. На стене хаты был нарисован подсолнух. Вид аляповатого золотого цветка напомнил ему о поле подсолнухов, где они гуляли с невестой. Он показал ей тяжелую золотую чашу цветка, в которой ползали пчелы.

Костровитин прислонился спиной к нарисованному подсолнуху. Выставил вперед автомат. Стал ждать, когда из развалин появится враг. Он знал, что тот непременно появится, и боялся умереть до его появления.

Он услышал тихий хруст разбитых кирпичей и старался не кашлять, чувствуя, как в животе булькает горячая кровь.

Поперечный, держа пистолет, ступал по кирпичам, стараясь заглянуть за остов разбитого комода. И вдруг автоматная очередь ударила в упор, рассекла от плеча к бедру. Он выронил пистолет и упал головой на колени сидящего Костровитина.

Упавшее тело причинило Костровитину ужасную боль. Но не было сил столкнуть его с колен.

Они оставались у стены с подсолнухом. Костровитин то терял сознание, то приходил в себя. Заметил, что придавивший его украинец открыл глаза. Глаза были синие, полные слез.

– Ты кто? – спросил украинец.

– Николай Костровитин. А ты?

– Я Грицко Поперечный. Пить есть? Жжет, не могу!

– Отвались маленько. А то фляжку не достать.

– Сил нету.

Костровитин с трудом просунул руку под навалившееся тело. Достал фляжку. Отвинтил крышку. Стал поить Поперечного. Тот пил и стонал. А потом отпал головой, закрыл глаза. Костровитин понял, что тот умер. Стал пить из фляги. Выпил всю воду до дна. Осторожно поставил фляжку на землю. Всхлипнул и умер.

Так они оставались у стены с нарисованным подсолнухом. Где-то в развалинах кричал петух. Стелился дым из горелых танков.

Подкопаев смотрел на два сломанных дерева. Их стволы треснули. Деревья наклонились друг к другу, переплелись ветвями. Казалось, они беззвучно рыдают, осыпая друг друга листьями.

Президент Вязов почувствовал, как ему в легкие вошел железный штырь. Поворачивается там, выходит сквозь горло. Он лежал на полу кремлевского кабинета. Кругом хлопотали врачи. Надевали ему кислородную маску.

Телефон Вероники отозвался через день. Голос у нее был спокойный, чуть насмешливый – Подкопаеву показалось, что ее обрадовал его звонок. В нем все ликовало, все светилось. Его возлюбленная была опять рядом, среди этих улиц, деревьев, цветущих клумб.

– Не знаю, кто без меня хозяйничал в оранжерее. Два великолепных дерева оказались поломанными. Стволы расщепились, ветви срезаны, листва сорвана. Даже корни выдраны из кадок. Теперь их лечу. Сращиваю переломы, накладываю компрессы.