Мешкать дальше было некогда.

Старательно держась спасительной тени, Эмили шаг за шагом спускалась по большой лестнице, где за ней следили со стены портреты предков и головы животных. На нижней ступеньке она замешкалась, застигнутая врасплох голосом Честера, который эхом прокатился в тишине дома. Но тут же опомнилась и, сделав еще шаг, стала вслушиваться в его плач, мольбы и безумный бред.

То и дело окидывая холл внимательным взглядом, чтобы ее не застигла здесь врасплох миссис Кроули или еще кто-то, Эмили подбиралась к библиотеке все ближе, пока наконец не остановилась прямо у приоткрытой двери. Заглянув в щель между петлями, в которую ей были прекрасно видны и Честер, и его пленница, она буквально окаменела, увидев бедняжку, и не могла отвести от нее взгляд. Впервые с начала этой ночной прогулки, а может быть, и с детства, она почувствовала, как ее сердце забилось от страха, и была потрясена этим.

В кресле была не женщина – лишь платье. Подвенечный наряд, изысканный туалет из кружев и шелка скрывал сиденье и спинку, изображая сидящую. На подлокотниках лежали пустые рукава, а из-под расшитого бисером безжизненно обвисшего подола торчали носки шелковых туфелек, аккуратно выставленных по одной линии.

Но не это привело Эмили в ужас и приковало ее взгляд: поверх пустого платья, там, где полагалось быть коленям, лежал прикрытый нарядной шляпкой череп, пустые глазницы смотрели из-под украшенных шелковыми цветами полей.

Эмили почти забыла о необходимости прятаться, до того ее напугала и заворожила представшая перед ней противоестественная и в то же время неодолимо притягательная картина. Честер подложил под череп подушечку, так что его лицо было слегка приподнято и обращено к нему, словно внимало каждому его слову. Столько несправедливого, унизительного было в этом для несчастной, которая и в смерти оставалась во власти Честера, что Эмили до боли сжала кулаки, подавляя желание немедленно войти в библиотеку и спасти череп.

Стараясь сохранять спокойствие, Эмили отступила немного глубже в тень и заставила себя смотреть и слушать дальше. Она не сомневалась: стоит ей проявить еще немного терпения, и она услышит признание в убийстве, иначе зачем этот тип разговаривает с трупом.

Но слов Честера было не разобрать: он столько выпил и так жалел себя, что язык едва ворочался у него во рту. Вот он рухнул перед черепом на колени, требуя ответа на вопрос, почему он не отвечал ему взаимной любовью. Он плакал, уткнувшись лицом в шелк и кружева, моля простить его, проявить к нему милосердие и дать новую возможность доказать свою любовь.

И вдруг, точно совсем обезумев от горя, он обхватил череп обеими огромными ладонями и заглянул в отверстия, где когда-то были глаза. На миг Эмили показалось, что он сейчас голыми руками сотрет череп в порошок, что было бы ничуть не удивительно при его росте и силе. Но, к ее глубокому отвращению, он поднес череп к губам и с глубокой нежностью поцеловал его оскаленный рот. В следующую секунду нижняя челюсть черепа опустилась, язык Честера скользнул между зубами и заелозил по обнаженным костям внутри.

Эмили прикрыла ладонью рот, подавляя рвотный позыв и боясь нечаянного возвращения своего ужина. И все равно жуткий спектакль притягивал ее: она смотрела, как губы Честера ласкали череп, его руки похотливо двигались по платью, поднимали подол, ища под ним то, чего там быть не могло.

Несколько минут он корчился на полу перед креслом, потом как-то сразу обмяк и со стоном уткнулся головой в сиденье, сбив с подставки череп, отчего тот упал набок и уставился своими пустыми глазницами на Эмили, словно моля о спасении.

Лишь тогда она отвела взгляд, успев отметить, что череп сохранил все зубы.

– Кроули! – крикнул Честер. – Кроули! Куда ты запропастилась, баба? Где ты? Иди и помоги мне, черт тебя побери!

И хотя до зари было еще довольно далеко, Эмили сразу уловила звук, который шел из глубины дома, точно старуха сидела где-то без сна и ждала этого зова. В следующую минуту в дальнем конце коридора показался зажженный фонарь, и над ним лицо миссис Кроули – та мерным шагом двигалась по коридору туда, где пряталась Эмили.

Повертев головой в поисках другого укрытия, Эмили увидела напротив библиотеки другую комнату, куда и метнулась, молясь, чтобы свет луны и фонаря в руках миссис Кроули не выдал ее. Оказавшись внутри, она притворила за собой дверь, оставив лишь маленькую щелочку, чтобы сквозь нее продолжать следить за странной парой.

– До чего вы себя довели, – обратилась миссис Кроули к Честеру, вставая у входа в библиотеку и упираясь руками в широкие бедра. Эмили сразу поняла, почему в первый раз она видела ее в перчатках: между большими и указательными пальцами женщины были перепонки, причем такие заметные, что пальцы казались почти сросшимися. – Разве я не говорила вам, сэр, что если вы будете продолжать в том же духе, то секреты, которые вы так тщательно скрываете, станут известны всему свету? Бродите по дому днем и ночью, крушите все, как дитя в припадке гнева. Да еще эту… эту мумию опять достали! К чему все это, а? Думаете, ее призрак заполнит однажды это платье, как ветер заполняет паруса, и она скажет, что любит вас по-прежнему?

– Я не хотел, чтобы она умерла, – несчастным голосом сказал Честер. – Я не давал ей разрешения умирать. Это она нарочно сделала, чтобы позлить меня.

– Имоджен сделала это, чтобы избавиться от вас, – сказала, точно припечатала, миссис Кроули. – Она не могла больше выносить таких мучений. Я же говорила вам – любите ее. Умоляла: любите, но в вас этого просто нет. Стоит вам увидеть что-нибудь хорошее, чистое, и вам тут же надо это разрушить. Я никогда не понимала почему. Если бы вы просто любили Имоджен, вы были бы счастливы и не безумны. Но вам и ее надо было свести с ума, так? Она ведь была такой чистой, вот вы и не выдержали искушения.

Эмили удивилась тому, как смело миссис Кроули говорит с Честером, как отчитывает его, словно он непослушное дитя, а не хозяин дома.

Она наблюдала, как миссис Кроули подошла к тому месту, где лежал на полу Честер. Вот она тихо наклонилась, подняла череп и положила его в бархатную сумку, которая появилась у нее в руках, пока она шла через комнату. Прежде чем затянуть завязки, она взглянула на череп так, словно просила у него прощения. А потом, повесив сумку на плечо, миссис Кроули страшно удивила Эмили тем, что положила ладонь на голову Честера так, словно он был ее любимой собакой. И заговорила – негромко, нежно, с глубоким раскаянием, какое Эмили слышала только раз в жизни, у себя в голосе, когда нянчила Кипера, ухаживая за его ранами, которые нанесла ему сама. Девушка поняла – для миссис Кроули Честер был не просто хозяином. Она любила его, да так, что готова была не только хранить его секреты. Кто знает, быть может, она могла ради него и убить? Наблюдая за ними, девушка все больше убеждалась, что старуха могла быть не только сообщницей хозяина поместья, но и орудием в его руках.

– Тише, тише, – умиротворяюще шептала миссис Кроули Честеру, с неженской силой поднимая его на ноги и не давая опять упасть. – Вот так. А теперь спать. Глядишь, к утру все и пройдет, как дурной сон.