Я благополучно вернула кожаные сапоги, темно-зеленое шерстяное пальто, но Карли с милой улыбкой пресекла мои попытки отдать лиловый кардиган:

– О, Мэри-Эллен, тебе он идет больше, чем мне. Владей.

* * *

Все равно нам не стать друзьями. Потому что я вовсе не Мэри-Эллен, а некто совершенно иной.

ПОЖАЛУЙСТА, УХОДИ.

Стоит закрыть глаза, и перед внутренним взором вспыхнет надпись, сделанная красными чернилами.

Впрочем, в моем нынешнем состоянии образ Вулфмана преследовал меня как во сне, так и наяву. Айра выставлял перед собой ладонь и произносил жесткие слова:

ПОЖАЛУЙСТА, УХОДИ.

Жест был нарочитым, но Вулфман искренне гнал меня прочь.

Он признал, что мы оба изгнанники. И небрежным жестом отверг.

Конечно, его можно понять: в случае несоблюдения Инструкций ему, как и мне, грозила Ликвидация. В отличие от меня, он умел держать себя в руках.

Айра Вулфман явно приспособился к Изгнанию. По крайней мере, внешне. Он был старше, опытнее, мудрее и знал, что назад дороги нет. Домой нас могут вернуть, но самостоятельно туда попасть не удастся.

Извечное проклятие Изгнания: ты не в силах изменить свою жизнь, кроме как в худшую сторону. Перемены происходят внезапно – и не по твоей воле, а решением других.

Из-за болезни я пропускала занятия, но к Вулфману не попала лишь единожды, в пятницу. Зная о вспышке эпидемии, преподаватели не свирепствовали и никак не наказывали нас за пропуски или не вовремя сданную работу. Я твердо вознамерилась наверстать упущенное и превратиться в лучшую студентку государственного университета Вайнскотии.

Отличницу по всем предметам, в том числе и по «Психологии 101».

* * *

Я стала чаще обедать с соседками. Любезничала с другими обитательницами Экради-Коттедж. Не избегала мисс Стедман, хотя изрядно огорчила ее на День благодарения, поскольку весь день просидела в библиотеке, а вечером закрылась в комнате полупустого общежития и под предлогом неотложных дел отказалась поужинать вместе с комендантшей и другими девочками, вынужденными проводить праздник вдали от дома.

Я носила лиловый кардиган, плиссированную юбку в темную клетку и даже нитку бледно-розового «жемчуга» – грошовую бижутерию, найденную на обочине кампуса. На занятиях у Вулфмана внимательно слушала, но активности не проявляла, да и он не спешил вызывать мисс Энрайт своим коронным, покровительственно-любезным тоном. По глупости согласилась на двойное свидание (новый термин в моем лексиконе) с Бетси и ее парнем из «Сигма-Ню». Моим кавалером оказался его приятель и собрат по кличке Жердь. Уроженец маленького городка на севере Вайнскотии, Жердь был неразговорчив и постоянно краснел – то ли от смущения, то ли от злости, поди догадайся. Он понятия не имел, о чем говорить со мной, а я с ним и подавно. Жердь учился на инженера и не вылезал из троек. Он изрядно принял на грудь, прежде чем зайти за мной в Экради и отвести на пивную вечеринку в подвале студенческого клуба, устеленного невообразимо грязным ковром. Сам клуб помещался в просторном здании из красного кирпича. Моему спутнику явно не терпелось добавить пивка. Едва переступив порог, он продолжил пьянствовать с друзьями. Вечер прошел как в тумане: оглушительно гремела музыка, все без умолку болтали и хохотали, пахло пиццей и разлитым пивом. Бетси показала себя во всей красе (причем, скорее, мерзко): она глушила пиво стаканами, «лизалась» со своим парнем, выписывала с ним пьяные па, а где-то через час растворилась в толпе, и до утра я ее не видела. Обуреваемый желанием покрасоваться перед товарищами, Жердь пригласил меня на танец и прижал к себе. Мы неуклюже топтались среди других пар. Мой кавалер был пьян в стельку и периодически обдавал меня зловонной пивной отрыжкой. Улучив момент, я спряталась в туалете с табличкой «только для девочек», где утешала пьяных первокурсниц, держала волосы, пока их рвало над унитазом, а сама мечтала лишь об одном: вот бы Вулфман влюбился в меня, признал во мне родственную душу. Гадала: если проявлю безрассудство и нарушу Инструкции, меня испарят прямо здесь, в Зоне 9? Сотрут с лица земли прежде, чем успею почувствовать боль или страх? Выждав, пока Жердь скроется из виду, я выскользнула из особняка через распахнутую настежь дверь и помчалась обратно в Экради.

* * *

Как восхитительно улизнуть с первой (и последней) пивной вечеринки! Чудесно снова остаться одной, но не в одиночестве, бежать под легким снежком и видеть собственное дыхание. Соседки разбрелись на свидания – и я могла наслаждаться покоем в уединении комнаты.

Покой – заменитель счастья для тех, кто лишен оного. Но изгнаннику достаточно покоя, чтобы почувствовать себя счастливым.

* * *

Бетси ни словом не обмолвилась про вечеринку, но с тех пор она вообще разговаривала со мной крайне редко и не особо тепло. Зато жаловалась у меня за спиной: якобы своим «эгоистичным» поведением я опозорила ее перед друзьями из «Сигма-Ню». Впрочем, как позже выяснилось, для Бетси вечеринка тоже кончилась плохо: после зимней сессии она уехала и больше не возвращалась.

С Жердью мы постоянно сталкивались в кампусе и всякий раз отводили взгляды. В один момент меня пронзила внезапная, жестокая мысль: какая разница, нравлюсь я им или нет? В моем времени им обоим перевалило за семьдесят, при условии, что они вообще живы.

* * *

В этом заключалась зловещая тайна Зоны 9, о которой ее обитатели даже не подозревали: в мою эпоху, в двадцать третьем году от основания Преобразованных Соединенных Штатов, их жизнь клонилась к закату. А то и вовсе угасла.

В декабре я устроилась на полставки в Музей естественной истории Ван Бьюрена – мрачное каменное здание, примыкавшее к научному корпусу Грин-Холла.

Под сводами музея царили сумрак и тишина, изредка нарушаемые случайными посетителями. Время здесь остановилось много лет назад: в залах размещались окаменелости и кости тысячелетней давности.

Мне предстояло заносить в каталог и расставлять на полках редкие книги по естественной истории. Печатать письма, документы и ярлычки для экспонатов в стеклянных витринах.

Трудовая деятельность в Зоне 9 не отличалась разнообразием. Делопроизводство представляло собой рутинный механический процесс, а стенографистка уподоблялась роботу. Стучишь день-деньской на машинке, и на бумаге возникают черные буквы, отпечатанные через ленту, протянутую между катушками. Нужно напечатать в двух экземплярах – подкладываешь под лист копирку. В те дни еще не слышали о копировальных машинах, не говоря уже о компьютерах и принтерах. Все приходилось делать вручную.

Поручения были несложные, но почему-то потом непременно повторялись – и не по одному кругу. Чистой воды идиотизм, невообразимый для САШ-23. Рутинная офисная работа медленно катилась по наезженной колее. Часто от меня требовали напечатать документ повторно. Смысла в этом не было никакого, ну разве что просто сохранить копию, которая элементарно снималась с помощью специальных устройств, вот только один нюанс – в 1959-м таких устройств не существовало.