— Утром в четверг.

Карр нахмурился, как человек, пытающийся припомнить что-то.

— А… — начал он с просветлевшим лицом. — Понимаю, о чем вы…Я мимолетно встречался с миссис Гролли утром в четверг. Незадолго до этого мнестало известно, что ее супруг в больнице. Мы полагали, что миссис Гроллинецелесообразно встречаться с ним, пока его состояние не улучшится. Кроме того,мне пришлось объяснить моей клиентке, что ей следует немного по-иному взглянутьна своего мужа. Ведь она знала его как прекрасно одетого, свежевыбритого,обаятельного человека. Мы приехали к тому месту, где ютился Гролли, чтобы онамогла бросить взгляд на его лачугу.

— Вы не входили в нее? — спросил Селби.

— Нет, — последовал быстрый ответ, — в помещение мы невходили.

— Вам известно что-нибудь о завещании?

— Нет. Я думаю, он не оставил такового. Практически я в этомуверен.

— На чем зиждется ваша уверенность?

— На письмах Гролли, адресованных жене.

— Насколько мне помнится, письма у вас?

— Да. Я прихватил их с собой, решил, что вам захочется наних взглянуть.

Карр раскрыл портфель и бросил на стол перед Селби пачкуписем.

Селби, развязывая стягивающую их бечевку, увидел знакомыекаракули с наклоном влево, начертанные, бесспорно, рукой Гролли.

Он одно за другим начал читать письма.

Вне всякого сомнения, письма могли послужить ценнымсвидетельством во время суда. В типичном для него коряво-безличном стиле Гроллипризнавал, что оказался никудышным мужем, который оставил свою жену. Посколькувсе произошло по его вине, он намеревался выплачивать ей девяносто долларов вмесяц — щедрость поистине королевская для скаредного затворника.

В другом письме, датированном одиннадцатью месяцами позже,говорилось, что у Гролли нет родственников, которые что-то значили бы для него,что у него где-то есть сестра, которая много лет не дает о себе знать, скоторой они всегда были далеки друг от друга, и что у него нет причин оставлятьей даже часть своего состояния. Гролли намеревался все оставить своей жене состорожной оговоркой: если, конечно, не произойдет ничего такого, что заставитего изменить данное решение.

Размеры его состояния, пытался уверить Гролли жену, неособенно велики, но позволят ей свить свое гнездышко. Он объяснял ей, чтотрудно много заработать на кроликах, особенно учитывая их прожорливость итекущие цены на корма.

Селби не смог скрыть улыбки, дойдя до места, где Гролли,явно испугавшись, что выдал себя, упомянув о «гнездышке» для жены в том случае,«если он уйдет», пытался в свойственной ему манере затуманить смысл.

— Ну как? — поинтересовался Карр, когда Селби закончилчтение.

— Очень интересно, — ответил прокурор.

— Вы понимаете, конечно, что эти письма послужат важнымдоказательством, если возникнет спор вокруг наследства?

— Естественно.

— Я их показал только для того, чтобы содействоватьрасследованию преступления. Прошу рассматривать их как совершенноконфиденциальные документы.

— Да, я понимаю.

— Возможно, мистер Селби, вам будет небезынтересно узнать,откуда мне стало известно об истинном размере состояния Гролли, размере,которой оправдывает затраченные мною усилия? — проговорил Джексон Тил.

— Я как раз намеревался задать именно этот вопрос.

— Мне приятно это слышать… Весьма забавная история. Когдавладелец сберегательных счетов в банке не обращается к ним долгое время, этисчета передаются под попечительство штата, в нашем случае — Калифорнии. Дляэтой цели требуются некоторые бюджетные траты. А я снайпер, цель которого —государственные расходы на эти цели. В тех случаях, когда обнаруживаетсябездействующий вклад, заслуживающий внимания, я начинаю заниматьсяисследовательской деятельностью. Цель такого исследования, мистер Селби,выяснить, что может получить от этого вклада старый Джексон С. Тил. Я вовсе нефилантроп, когда речь заходит о бизнесе.

— Он вовсе не столь ужасен, как хочет казаться, — вмешалсяКарр. — Я знаком с ним довольно давно. Тил — один из самых щедрыхблаготворителей.

— О, благотворительность, — сказал Тил, — это же совсемдругое дело. Я сочувствую обездоленным. Мне нравится давать на благие дела.Говоря по совести, мистер Селби, мне плевать на деньги, после того как я ихполучил. Я играю ради удовольствия и азарта самой игры. Кстати, это объясняет имое отношение к малышке. Я бы хотел, чтобы у нее все было хорошо. Этоназывается филантропией. Ее мать понимала мое отношение и именно поэтомуоставила меня опекуном по своему завещанию.

Карр, решив прояснить ситуацию, заявил:

— Сейчас завещание направлено на официальное утверждение, ятакже сделал запрос об опекунстве.

Селби с любопытством посмотрел на Тила:

— Неужели вы не видите ничего плохого в том, что девочкавырастет в обстановке, соответствующей вашему образу жизни?

— Не беспокойтесь, — ответил Тил. — Я понимаю, то, чтоподходит мне, может нанести вред девочке. Она будет учиться в самой лучшейшколе и никогда не узнает, каким бизнесом я увлечен.

— Боюсь, ее собственных средств не хватит на оплату лучшейшколы.

— В этом случае Джексон Тил сам раскошелится ради котеночка…Какая польза в деньгах, если на них нельзя сделать что-то хорошее?

Селби решил попробовать другой подход.

— Вам известны, — спросил Селби, — подлинные размерысостояния Гролли?

Лицо Тила мгновенно превратилось в неподвижную маску.Казалось, он играет в покер и только что получил на руки отличную карту.

— Нет, — ответил Тил.

У Селби сложилось четкое впечатление, что он лжет.

— Не обижайтесь, — сказал прокурор, — но мне необходимознать, что вы делали в четверг, скажем, между одиннадцатью и двумя часами дня.

Карр наклонился вперед с явным намерением выразить протест.Но Тил вновь остановил его жестом руки.

— Четверг… — пробормотал он себе под нос, — четверг, междуодиннадцатью и… Все, вспомнил! Я был у фотографа.

— Где?

— Студия Уингейта.

— Сколько времени вы там оставались? Тил хихикнул:

— С одиннадцати до четырех тридцати. Возможно, вы знаетеУингейта. Он будет возиться ровно столько, сколько объект согласится вытерпеть.Он заявил, что у меня на редкость фотогеничное лицо, затащил в лабораторию,проявил негативы, просушил их в спирте (так мне, во всяком случае, показалось),напечатал пробные экземпляры, раскритиковал свою работу и вновь посадил меняперед объективом. Непрерывно болтая, он притащил, наверное, половину своейколлекции портретов, чтобы похвастаться. Малый он недалекий, но забавный и,безусловно, интересный художник.