— Поглядим, что это такое, — сказал Брэндон, вытаскивая изкармана очки.

Шериф развернул бумагу, быстро пробежал ее глазами ипротянул Селби со словами:

— Получай, Дуг. Это завещание.

Сильвия Мартин, затаив дыхание, прошептала:

— Пожалуйста, вслух, Дуг.

Селби развернул документ и встал так, чтобы на него падалсвет из открытой двери.

— Это почерк Гролли. Ну, точнее сказать, предположительноего почерк. Недавно я видел несколько образчиков его писем, и этот выглядитнастоящим… Написано ручкой и чернилами. Датируется четырнадцатым декабря тысячадевятьсот тридцать пятого года. Читаю:

«Я, Эзра П. Гролли, находясь в настоящее время в трезвом умеи твердой памяти, имея некоторое состояние и прожив достаточно долго, чтобыпонять ненужность накопительства, настоящим отдаю после моей смерти всю своюсобственность — движимую и недвижимую — любимой сестре моей Сэди Г. Лосстен,супруге Терри Б. Лосстена, проживающей в Новом Орлеане, штат Луизиана. Всевышесказанное я скрепляю своей личной подписью в четырнадцатый день декабряодна тысяча девятьсот тридцать пятого года».

Селби покрутил документ в руках и произнес с кислой миной:

— Ну что же, мы, кажется, старались найти нечто такое, нетак ли?

— Подпись на месте?

— Да. Эзра П. Гролли.

— Свидетели есть?

— Нет. По закону свидетели не обязательны, если весьдокумент написан собственноручно завещателем, датирован должным образом иподписан.

— Полагаю, — сказал шериф, — Сэди Лосстен заявит, что мыпроявили халатность в деле сохранения собственности усопшего, вследствие чегосто тысяч долларов были похищены неизвестным лицом.

— Да, нас за это вздуют как следует, — признал Селби,укладывая завещание во внутренний карман пиджака. — Надо поскорее найти ГарриПеркинса и обрадовать его этой новостью.

— Охрану будем выставлять? — спросил Брэндон. Селби унылопроизнес в ответ:

— Какой смысл охранять конюшню, после того как лошадь увели?Лучше попросим Боба Терри поискать отпечатки пальцев и попытаемся найти того,кто копал и кто отодрал доски пола.

Когда Селби вернулся к себе в офис, его уже ждал письменныйотчет Боба Терри, «касающийся отпечатков пальцев грудного младенца». Неоставалось никаких сомнений. Отпечатки, привезенные из Сан-Франциско, полностьюсовпадали с отпечатками пальцев ребенка, находящегося на попечении миссисБрэндон.

— Значит, это все-таки ребенок Гролли, — пробормотал Селбисебе под нос.

В понедельник с раннего утра Селби уже находился в кабинетеСидни Белла Стоуна — почерковеда и специалиста по анализу сомнительных документов.У Стоуна был отрешенный вид, свойственный многим ученым людям. Перед Селбинаходился человек лет пятидесяти пяти с коротко подстриженными волосами,тронутыми сединой, щетинистыми усами и спокойным взглядом серых глаз. Он взялпротянутый прокурором документ и спросил:

— Что вам угодно выяснить?

— Подлинник это или фальшивка.

— Вы располагаете подлинными образцами подписи и почерка длясопоставления?

— Да.

— Позвольте мне взглянуть на них.

Селби вручил ему образцы почерка и подписи Эзры П. Гролли,собранные из всех источников, которые прокурор и Сильвия Мартин ухитрилисьнайти за вечер. Стоун, едва посмотрев на листки, бросил их в ящик письменногостола.

— Разве вы не собираетесь сравнивать их?

— Собираюсь, но не сейчас.

— Почему?

— Это пока бесполезно. Я не принадлежу к тому типуэкспертов, которые, бросив взгляд на документ, заявляют, что он является не чеминым, как грубой подделкой, или, напротив, «выглядит подлинным». С моей точкизрения, такой подход бесполезен. Личное мнение не должно иметь значения вглазах присяжных. Присяжные могут не считаться с тем, что говорит эксперт, покаони не узнают, на основе чего человек, стоящий перед ними, пришел к тому илииному заключению. Лишь тот специалист заслуживает внимания, который может подтвердитькаждое свое слово бесспорными научными фактами.

— Вы имеете в виду угол наклона и нажим пера? — спросилСелби.

— То, о чем вы говорите, лишь крошечная часть настоящейэкспертизы.

— Но не смогли бы вы хотя бы начать работу над этимзавещанием?

— Думаю, что смогу. Вы можете посидеть в лаборатории, еслиобещаете не мешать, — сказал Стоун.

— Постараюсь, — улыбнувшись, охотно пообещал Селби.

— Говорить буду я, — сказал Стоун, проходя в лабораторию, —вы будете слушать. Многие почему-то непрерывно задают вопросы. Мне это ненравится.

Он расправил завещание на прозрачной стеклянной крышкестола, включил освещение и приступил к работе.

В ходе работы он бросал короткие замечания, которые должныбыли служить объяснением.

— Этот свет имитирует дневное освещение… Взглянем на водяныезнаки на бумаге. Просветим ее снизу, кстати, размер листа характерен дляюридических документов… ага, вот знак «Специальная судебная». Здесь у менякаталог, из которого можно узнать, когда любой вид бумаги впервые появился нарынке… Если выяснится, что «Специальная судебная», то есть этот сорт, появиласьв продаже позже даты документа, мы имеем дело с фальсификацией. Итак, смотрим…

Эксперт перелистал несколько машинописных страничек.

— Нет. «Специальная судебная» продается с 1922 года. О’кей.Пока все в прядке.

Стоун закрыл свой каталог и вернулся к рабочему месту, непереставая говорить:

— Теперь проверим физические характеристики… Во-первых,чернила. Самые распространенные готовятся из чернильного ореха. Если мы капнемна чернила специальным реактивом и они при этом станут темно-красными, значит,мы имеем дело с чернильным орехом.

Эксперт немного повозился с документом и сказал:

— Чернильный орех. Теперь проверим цвет, с этой цельюиспользуем колориметр.

— Для чего нам надо знать цвет?

Эксперт взглянул на Селби поверх микроскопа:

— Чернила из ореха при окислении меняют свой цвет. Ипроходит примерно два года, прежде чем они приобретают постоянную окраску. Мыимеем дело с постепенным процессом изменения цвета по мере окисления.

— Следовательно, если записи больше двух лет, как должнобыть в нашем деле, чернила уже имеют постоянную окраску? — спросил Селби.