Я понимаю, можно кому-то доверять, но вот можно ли слепо верить? Ну, неважно.

– Тогда ты сняла у меня камень с сердца, – ответил я.

Итак, мы все-таки нашли более-менее примирительный способ завершения разговора.

– Но я бы хотела тебе сказать еще кое-что, Гери. То, что это чистая случайность, я имею в виду пожертвования и твои статьи, то, что это была чистая случайность, об этом ты можешь забыть прямо сейчас.

Вот уж кому в эти выходные удалось быстро переключить меня на другие мысли, так это Флорентине. Правда, не одной, а с Майком, ее первым и наверняка – стопроцентно – не последним другом, за это отныне я готов был молиться каждый день, ради такого, пожалуй, стоило бы даже впасть в глубокую религиозность. Если раньше у меня было некоторое представление, чего можно ждать от молодого мужчины в возрасте двадцати одного года, который не был ни учащимся, ни студентом, ни учеником, ни практикантом, а был басистом психоделической рок-группы, которая к тому же только что распалась, то теперь оно полностью подтвердилось вживую. Конечно, молодой общественный отщепенец в начале своей бурной наркоманской карьеры и вошедший в года приземленный унылый тип с регулярными уходами в безнадежное состояние сочетались за одним столом не очень хорошо. Причем не сказать, чтобы я был ему несимпатичен – в таком случае мне потребовалось бы стать для него хоть кем-то, то есть он должен был бы меня воспринимать, а восприятие в принципе не было его сильной стороной.

Итак, мы сидели в «Трайблозе», и мне не доставляло ни малейшего удовольствия наблюдать, с каким обожанием Флорентина смотрела на этого внешне блеклого, внутренне пустого персонажа, как она гладила его по волосам, ласково касалась щек, целовала его в макушку и находила все новые места, чтобы потрепать и потеребить его, как мягкую игрушку, а он принимал это без всякой реакции, не откликаясь ни единым ласковым жестом в ее сторону.

Однако ничто не помогало, моя дочь была безнадежно влюблена в этого коматозного типа, и был на свете, пожалуй, лишь один человек, способный отвадить ее от него, и этим человеком была она сама.

– Майк едет в начале будущего года на два месяца на Кубу, – сообщила Флорентина.

– Поздравляю, – ответил я.

Поздравление, вообще-то, относилось к ней, но смотрел я при этом на него, причем я уже догадывался, что это была лишь часть правды.

– Хочешь, открою тебе секрет, папа? – Оказывается, она умела заглядывать в глаза собеседника с необыкновенным теплом. – Я тоже лечу на Кубу. Поеду к нему на школьные каникулы на четырнадцать дней.

Это была ошеломительная новость, которую мне требовалось сперва переварить.

– У вас что, каникулы длятся четырнадцать дней? – это было первое, что пришло мне в голову.

– Нет, каникул всего одна неделя, а вторую неделю я просто прогуляю, в начале полугодия еще ничего особенного не пропустишь, – объявила она.

Я попытался реагировать иначе, чем сделал бы в этой ситуации любой отец. Я с пониманием кивнул.

– И что, у тебя хватит денег на такую поездку?

– Пока нет, но к Рождеству я наверняка что-то получу от дедушки, – сказала она.

– А мама и Бертольд знают о твоих планах?

– Нет.

– Ты уже знаком с ними, Майк? – Я вынужден был заговорить с ним, иначе бы он у нас, чего доброго, заснул.

– Нет, – ответил он.

Произносил он только самое необходимое, но содержание было солидным.

– Я не хочу, чтобы он с ними знакомился, с моими стариками, это что-то несочетаемое, – сказала она.

И ни с ней не сочеталось, ни мне не подходило то, что она назвала их «мои старики». Но я это стерпел.

– Если они не знают твоего друга, тебе трудно будет дома продавить этот полет на Кубу, мне так кажется.

– А мне и не придется продавливать его дома, – ответила она.

– Как так?

– А так, что в феврале мне уже будет почти шестнадцать и они уже ничего не смогут мне запретить. Они больше вообще никогда не смогут мне ничего запрещать.

Это понравилось Майку, он даже подставил ей лицо, чтобы она могла его обцеловать.

– И вообще, я им скажу, что я у Алены и ее родителей на Майорке, уж это они мне разрешат, – произнесла она.

– Кто такая Алена?

– Моя любимая подруга, на которую я могу положиться, она человек надежный.

– Не знаю, так ли уж хороша эта идея, – заметил я.

Внешне я сохранял спокойствие, но вообще-то это дело с каждой минутой нервировало меня все больше, и я уже не знал, как мне себя вести. С одной стороны, это было не в моей власти – запрещать Флорентине поездку. С другой стороны, я не мог молча смотреть, как она дурачит свою маму ради того, чтобы сопровождать этого зомби в его наркоманском турне по Кубе. А еще ведь, не ровен час, она вернется к нам оттуда наркошей, и получится, что я ей, так сказать, своими руками вымостил туда дорогу, только этого мне не хватало в моей биографии.

Лучше всего было бы тут же позвонить Гудрун и проболтаться ей о тайных планах Флорентины. Но худшего вероломства против дочери и быть не могло, к тому же это означало бы полный разрыв отношений с ней, а ведь они только-только начали складываться.

Я извинился, ненадолго отлучаясь, чтобы выиграть время, и, проходя мимо бара, перехватил стаканчик шнапса, который хотя и не напоминал по вкусу кубинский ром, но навел меня на очень интересную мысль. Когда я вернулся за стол, Флорентина сидела одна.

– А где Майк?

– Ему уже надо было уходить, – сказала она.

– А попрощаться? Это не обязательно?

– Извини, папа, он не хотел тебя обидеть, он даже сказал, что ты совершенно о’кей. Но он просто не умеет показывать такие вещи. Когда мы вдвоем, он совсем другой.

– Ты в него действительно влюблена?

– Да, безумно. Я люблю его больше всех на свете, – сказала она.

– А вот насчет Кубы, это ты всерьез?

– Да, более чем. Я должна полететь, непременно. И я сделаю это, ничто меня от этого не удержит, – призналась она.

Хорошо, с этим все ясно, и мне оставалась практически только эта, последняя возможность.

– Куба и меня всегда интересовала, – соврал я.

– Да, там, судя по всему, классно. Люди там хотя и бедные, но поют и танцуют прямо на улице, и они всегда радостные, не то что у нас, – поведала она.

– Ты будешь смеяться, но я уже давно подумывал о том, чтобы слетать туда как-нибудь.

– Да? И почему же ты не летишь?

– Знаешь, я не из тех, кто любит разъезжать один, а пока что мне не подвернулось никого, с кем бы полететь на Кубу…

– Тогда поедем со мной, вместе и полетим, – предложила она, и это не было пустой вежливостью, за этим просматривался хороший заряд энтузиазма, порцию которого я тут же урвал себе. Потому что было чертовски хорошо, когда тебя берет к себе в лодку собственная дочь, а некий Бертольд Хилле остается за бортом. Ради такого можно примириться даже с тем, что лодка болтается на волнах Карибского моря и рядом ошивается мутный тип по имени Майк; и что мне вообще ни зачем не сдалась эта Центральная Америка; и что я в принципе питаю отвращение к поездкам, а дальние путешествия просто ненавижу, поскольку испытываю жуткий страх перелетов; и что затея эта, собственно, мне не по карману. Но все это я отодвинул в сторону, поскольку февраль представлял для меня утопически далекое будущее. И в принципе, дело здесь было лишь в прикладной педагогике, больше ни в чем.