Тефт промолчал.

— Зачем нужно и то и другое, — продолжил Каладин, — если они могли просто перемещаться «на огромные расстояния в мгновение ока»?

— Не знаю, — буркнул Тефт.

— Сказкам или легендам верить нельзя. — Каладин посмотрел на Сил, которая приземлилась возле одной из сфер и уставилась на нее с детским любопытством. — Откуда нам знать, что в них правда, а что — выдумка? Мы точно знаем лишь одно. — Он схватил одну из сфер и поднял, держа двумя пальцами. — Сияющий в этой комнате. И он очень, очень устал от коричневого цвета.

Тефт фыркнул:

— Ты не Сияющий, парень.

— Разве мы только что не говорили о...

— Да, ты можешь заряжаться, — перебил Тефт, — можешь впитывать буресвет и управлять им. Но это еще не значит быть Си­яющим. Все дело в том, как они жили, что делали. В Бессмертных словах.

— Каких-каких?

Тефт снова покатал сферу в пальцах, поднял и заглянул в ее глубины.

— Жизнь прежде смерти. Сила прежде слабости. Путь прежде цели. Это их девиз и Первый идеал, или Бессмертные слова. Были еще четыре других.

Каладин вскинул бровь:

— Что за четыре?

— Я толком не знаю. Но они руководствовались этими Бессмерт­ными словами — этими Идеалами — во всем, что делали. Четыре других Идеала у каждого ордена Сияющих были свои. Но Первый идеал один и тот же для всех десяти: жизнь прежде смерти, сила прежде слабости, путь прежде цели. — Он поколебался. — Ну, так мне говорили.

— Понятно, но это все, по-моему, слегка очевидно, — сказал Каладин. — Сначала жизнь, потом смерть. Сначала день, потом ночь, сначала один, потом два. Что здесь такого?

— Ты несерьезен. Может, потому буресвет и отвергает тебя.

Каладин встал и потянулся:

— Тефт, извини. Я просто устал.

— Жизнь прежде смерти. —Тефт пригрозил Каладину пальцем. — Сияющий всегда ищет способы защитить все живое. Он никогда не убивает без необходимости и не рискует собственной жизнью по пус­тякам. Жить сложнее, чем умирать. Долг Сияющего — жить.

Сила прежде слабости. Все люди время от времени делаются слабыми. Сияющий защищает слабых и использует свою силу во благо других. Сила не делает человека способным править; она делает его способным служить.

Тефт подобрал сферы и положил в свой кошель. Последнюю он подержал секунду, потом тоже спрятал.

— Путь прежде цели. Всегда есть несколько путей добиться желаемого. Неудача предпочтительнее победы, добытой нечестным путем. Защита десяти невинных не стоит убийства одного. В итоге все умирают. Для Всемогущего важнее то, как ты жил, а не то, чего ты добился.

— Всемогущий? Значит, рыцари были связаны с религией?

— А что не связано? Был какой-то старый король, который все это придумал. Надиктовал жене книгу, как-то так. Мать ее мне читала. Сияющие формулировали Идеалы из того, что в ней напи­сано.

Каладин пожал плечами и, перейдя к куче жилеток, начал их сортировать. Предполагалось, что он и Тефт проверяют, нет ли дыр или рваных ремней. Через несколько минут седой мостовик к нему присоединился.

— Ты и в самом деле в это веришь? — спросил Каладин, поднимая жилет и дергая за ремни. — В то, что кто-нибудь может следовать таким обетам, в особенности банда светлоглазых?

— Они были не просто светлоглазыми. Они были Сияющими.

— Они были людьми, — парировал Каладин. — Власть имущие всегда изображают нечто вроде добродетели, божественного наставления или какой-нибудь другой причины «защищать» всех нас. Стоит поверить, что Всемогущий дал им то место, которое те занимают, — и уже гораздо легче проглотить все, что светлоглазые с нами делают.

Тефт вывернул жилет наизнанку. Тот прохудился под левым наплечником.

— Я и не верил. А потом... потом я увидел, как ты поглощаешь буресвет, и начал размышлять.

— Сказки и легенды. Мы хотим верить, что когда-то люди были лучше. Это дает надежду на то, что все может снова измениться к лучшему. Но люди не меняются. Сейчас они испорченные. Такими были и раньше.

— Возможно, — согласился Тефт. — Мои родители во все это верили. В Бессмертные слова, Идеалы, Сияющих рыцарей, Всемогущего. Даже в старый воринизм. В общем-то, в особенности в старый воринизм.

— Он привел к Иерократии. Орденам и ревнителям нельзя иметь землю или другую собственность. Это слишком опасно.

Тефт фыркнул:

— Почему? Думаешь, заправляй всем они, было бы хуже, чем со светлоглазыми?

— Ну, тут ты, возможно, прав. — Каладин нахмурился.

Он так долго считал, что Всемогущий его покинул или даже проклял, что было трудно свыкнуться с тем, что, возможно, — как полагала Сил, — все наоборот и он благословен. Да, ему удалось выжить, и, предположительно, он должен испытывать за это благодарность. Но что может быть хуже, чем оказаться наделенным великой силой, но при этом быть слишком слабым, чтобы спасти тех, кого любишь?

Дальнейшие размышления были прерваны Лопеном, который выпрямился в дверях и начал тайком подавать сигналы Каладину и Тефту. К счастью, им больше не нужно было ничего прятать. В общем-то, им и раньше можно было ничего не прятать. Вот только Каладин, который сидел на полу и пялился на сферы как идиот, мог вызвать подозрения. Он отложил жилет и вышел наружу.

Паланкин Хашаль поднесли прямо к бараку Каладина; ее высокий немногословный муж шагал рядом. На нем был кушак того же фиолетового цвета, как и вышивка на манжетах короткого жакета, напоминавшего жилет. Газ по-прежнему не появлялся. Прошла уже неделя, как он исчез. Хашаль и ее муж вместе со своими светлоглазыми адъютантами делали то, что он делал раньше, и не отвечали ни на какие вопросы о мостовом сержанте.

— Клянусь бурей, — прошептал подошедший Тефт, — от этих двоих у меня кожа зудит, как будто я чувствую позади человека с ножом.

По приказу Камня мостовики построились и стали тихонько ждать, словно на смотре. Каладин подошел и встал рядом, Тефт и Лопен — сзади. Носильщики опустили паланкин перед Каладином. Открытый по бокам, с маленьким навесом сверху, тот был всего лишь креслом на платформе. В военных лагерях такими пользовались многие светлоглазые дамы.

Каладин, превозмогая себя, отвесил Хашаль надлежащий поклон и вынудил остальных сделать то же самое. Это был неподходящий момент, чтобы быть наказанными за неповиновение.

— Старшина, ты хорошо выдрессировал свой отряд. — Хашаль рассеянно почесывала щеку рубиново-красным ноготком, держа ло­коть на подлокотнике. — Они очень... полезны во время вылазок с мостом.

— Спасибо, светлость Хашаль, — сказал Каладин, безуспешно пытаясь избавиться от жесткости и враждебности в голосе. — Вы позволите спросить? Нигде не видно Газа вот уже несколько дней. С ним все в порядке?