нет, ну серьезно, какой смысл устраивать приемы, например, как это было заведено у эльфов? Все пили, танцевали, разговаривали. Без смысла, без цели. Просто потому что так было принято. Я мысленно сходил с ума, когда представлял себя в подобном обществе. Или праздники... У эльфов их было очень много. И поводы для них были порой наиглупейшие — я всегда считал, что это бессмысленная трата времени и ресурсов. И теперь, когда здесь появилась Вельма, я все больше убеждался в том, что это я сам ошибался, а их культура все же была наполнена огромным смыслом, который мне просто не дано было до сей поры постичь.

Вельма улыбается в ответ на мои слова и утыкается лбом мне в плечо, словно бы ища дополнительной защиты и поддержки.

— Научишься, — хихикает она, — Но если ты ещё раз будешь кидаться вещами вблизи со мной, я тебя прибью!..

***

10. Об эльфийской магии и слабой человеческой натуре

***

…И я учился. Мы вместе учились — притирались, изучали особенности мировоззрения наших рас, учились смотреть на мир глазами другого. Было сложно, но потихоньку мы становились теми, кому, пожалуй, даже стало приносить удовольствие общение друг с другом. Я впервые понял то, о чем говорила Вельма — общаться просто так, ради самого общения. Мы ужинали, играли в игру, пару раз гуляли по саду. Встречи наши были не частыми, но казалось, что мы ощутимо сблизились.

Меня порадовал день, когда принцесса наконец приняла мое предложение подарить ей лошадь. Все же, я любил конные прогулки, ведь тогда можно было уехать подальше от дворца, и теперь у нас появилась такая возможность выбраться за пределы этих каменных стен вместе. Правда, принцесса не очень уверенно держалась в седле, но меня это ничуть не смущало — ведь этому довольно быстро можно научиться. А до той поры можно насладиться неспешными поездками по опушке Черного Леса.

Мне не раз говорили, что отправляться вот так одному за пределы замка весьма опасно, но потому я и предпочитал быть один — я бы почувствовал опасность, будучи в одиночку, за несколько миль. Приближение того, кто может желать мне зла. Вельма, конечно, перебивала мое обоняние своим сильным запахом, но я все равно следил за ситуацией. Подобраться к нам незамеченным было невозможно.

— …Нет, моя мать все еще жива. Иногда я думаю, ей повезло выйти замуж снова, ведь неизвестно, как сложилась бы ее жизнь, останься она с отцом.

— Выйти снова замуж? Это как? — смеется Вельма, слушая мои душевные излияния уже который час.

— Фертильные женщины, способные родить, у нашего народа ценятся на вес золота, и часто выходят замуж несколько раз, рожая для нескольких мужей. 

— Звучит… Отвратительно!

— Моей матери повезло — отец отдал ее тому, в кого она по-настоящему влюбилась. Пусть ценой и была разлука со мной… Она сделала свой выбор, — я решаю, что, пожалуй, стоит сменить тему, — Может, это смешно, но я лет до двенадцати вообще женщин не видел, пожалуй. Да и после.. До твоего появления при дворе был только "тихий сад". Наложницы отца, которых дозволялось видеть лишь ему. Так что... Ты, можно сказать, первая женщина, с которой я общаюсь настолько близко.

Я не вижу в своих словах ни признания, ничего подобного. Просто говорю то, что приходит мне в голову, не улавливая того, как можно еще эти слова воспринять.

— Гарем… — даже по тону Вельмы можно услышать нотки отвращения и осуждения, — Какой в нём смысл? Надо чтобы отношения были настоящими, а не такие, которые заводят лишь для услады собственных желаний.

Я тоже не понимал сути женщин, которых отец держал ради... Черт возьми, мне даже думать об этом противно. Вельма правильное определение дает этому — ради удовлетворения собственных низменных желаний. После его смерти я даже пытался дать свободу этим женщинам — но многие из них пожелали остаться, и я понимал, что им попросту некуда идти. Какая судьба их ждала? Торговать своим телом где-то еще? Во дворце они хотя бы оставались в безопасности, их больше никто не трогает, и они живут, будучи сытыми, продолжая общаться между собой и, кажется, даже вполне довольны этим.

Отец пытался привить и мне привычку... общаться с ними. Пару раз даже буквально заставлял разделять с ними ночь. Но я быстро научился с ними договариваться ночевать в моих покоях, но без унизительного исполнения своих обязанностей. Может, еще поэтому они мне доверились и прониклись уважением. Я знаю, что некоторые из них сейчас находятся в связях с моими советниками... И не имею ничего против. Главное, чтобы все было добровольно.

— Поверь, гарем не единственное деяние моего отца, которое я до сих пор осуждаю, — я стараюсь даже легонько усмехнуться, но все равно мои слова звучат, пожалуй, слишком сеьезно.

— Твой отец был страшным, — до меня доносится легкая дрожь в голосе Вельмы, — Я видела его лишь однажды вблизи, но и тогда он мне показался безумным. Наверное, мой отец знал об этом, поэтому остался с мамой, хотя она уже была мертва. Наверное, не хотел, чтобы кто-то навредил её телу… Обнимал ее даже после смерти. А твой отец стоял и смотрел… Очень долго. До сих пор не понимаю, почему, — еще один тяжелый вздох, — Красивая у моих родителей была все-таки любовь. Ты бы видел… Я им даже завидовала в какой-то мере и мечтала, что однажды и у меня что-то такое будет.

Я остро осознаю необходимость заговорить с Вельмой о чем-то приятном, чтобы она перестала грустить и думать о плохом.

— Я прежде лишь читал о любви. И, честно говоря, так и не понимаю до сих пор, что это значит. Высшая степень дружбы?

Да, пожалуй, Вельма единственный собеседник, с которым я могу вот так открыто говорить на подобные темы. Ни с кем из приближенных ко мне альвов не годился для таких осуждений. Да и у меня самого вряд ли бы возникло такое желание.

Как я и рассчитывал, принцесса мгновенно веселеет от моих слов и улыбается, мечтательно подставляя лицо лучам морозного солнца.

— Не-е-ет. Любовь — это уже не просто дружба. Это когда тебе без любимого тяжело, а рядом с ним ещё тяжелее, потому что ты видишь в нём свою вторую половину, но он всё равно существует отдельно, не внутри тебя. И когда ты ради любимого готов