- По всему получается: разбили окно и пролезли в эту комнату, раз дверь внизу была заперта на замок. Так? И если все так, зачем было бить окно? Стекла в переплете мелкие, значит, только чтобы открыть защелку... Но у деда в доме все окна без запоров. Толкни - и вперед, в комнату... Шума меньше!

- Камнем разбили, ну и мудр наш вождь, - восторженно охнул младший паж. - Он сразу стал смотреть по углам, как сюда прибежал. Вон там лежал камень.

- Камнем, а как иначе, - хмыкнул Ичивари, уничтожая болтуна взглядом. - Важно не чем, а когда. Теперь ясно?

Ичивари добыл камень из свертка с вещами. Вручил притихшему ненадолго полукровке и велел идти на улицу и бросать оттуда в окно. Открытое, само собой. С пятой попытки камень лег примерно туда, откуда его подобрал вождь. Теперь уже все заинтересованно пожимали плечами: зачем было бить стекло? Горело в другом месте, камень лежал в наименее пострадавшей части комнаты...

- Пока оставим это. Где было огниво? - попробовал задействовать вторую вещь Ичивари.

Пажи дружно указали на пол почти у самой двери. Ичивари тяжело вздохнул, отказываясь понимать поведение бледных. Если, конечно, дом деда подожгли именно они. Дверь внизу заперта. Огниво лежит в стороне от пожара: словно специально положено на видное место... Даже допустив, что вор имел ключ и ушел по лестнице, заперев затем замок снаружи, к разгадке приблизиться не удастся. Зачем рыться в сумке или карманах, уже пройдя всю комнату? А если не рыться, то как еще получится выронить вещь? И как можно не слышать, что она упала? Отчаявшись разобраться, сын вождя решил попробовать понять иное: где вспыхнула первая искра пожара? Пажи усердно вспоминали, вздыхая и косясь на Банваса, который говорил меньше прочих: ведь ему доверили запись! Оказывается, это удобно, это делает важным и дает даже право иногда задавать собственные вопросы.

- Значит, здоровенная дыра в столе, тут и тут доски, которые пришлось выламывать из пола, - завершил опрос свидетелей Ичивари. - То есть подожгли бумаги на столе, а вы прибежали так быстро, что на ближний короб огонь и не перекинулся толком, он пошел по этой вот дорожке, выложенной для него злодеями, вмиг добрался до недоделанной средней полки. Выходит, она была важна? Не задай некто огню направление смятыми листками бумаги или чем-либо еще, первой бы занялась иная полка, ближняя, у стены... Банвас, отряди того, кому доверяешь: надо изучить большой каталог наших книг и понять, что хранилось на полке, что удалось спасти и не пропали ли некие книги до пожара?

Рослый махиг сразу же выделил среди пажей самого младшего - наиболее шумного и суетливого, и отослал его. Задумался, указал еще одному взглядом на дверь: ночь неспокойная, нельзя без присмотра бегать и расспрашивать, тем более - недорослю со светлой кожей, смутным происхождением и явной склонностью лезть в чужие дела слишком уж рьяно...

Ичивари не оспорил решения. Вернул себе листки - плотно исписанных накопилось уже пять - разложил на подоконнике и просмотрел. Пощупал белые перья в волосах, улыбнулся на миг, снова припомнив, кем подарены... На душе стало сразу и тепло, и тревожно. Если в поселке такое творится, мавиви может и в лесу оказаться в опасности. Хорошо, что с ней дед. И плохо. Вдвоем они возьмутся за то, что каждому по отдельности казалось непосильным. Как-то оно поддастся теперь? И, если вернуться к поиску поджигателей, что настораживает в записях? Ведь мелькнуло на самом донышке души сомнение. Короткое и стремительное, как штрих тени орла в вышине... Он не успел перевести взгляд разума и не проследил полет. Но если попробовать его угадать?

- Банвас, ты помнишь этого Томаса, бледного? - нащупал след сомнений Ичивари.

- Вроде... старый, слабогрудый, прикашливал все время и шаркал ногами, - махиг сердито потер затылок. - Обычный он. Жил на окраине, занимался невесть чем и никому на глаза не лез... Ничего особенного и все привычно для бледного, помнящего войну.

- Все необычно! Я не помню его лица, я не могу сообразить, чем он занимался. Мне совсем не ясно, почему помнящий войну бледный живет в нашей столице и кто ему разрешил? Сюда допускали только заслуживших такое право, доказавших полноту души. Я, сын вождя, ровно ничего не могу вспомнить о заслугах Томаса. Попробую иначе, как у них там... фамилия, да. Это я обязан помнить. Томас Виччи. Никто, не занятый ничем... Нет, погоди! Он же сводный брат нашего профессора, Маттио Виччи.

- Большой университет, отделение горного дела, - сразу согласился Банвас, - теперь и я получше вспомнил Томаса. Он живет в поселке из милости, за него просил старый Маттио. Сказал: брат плох, память его подводит, в лесу плутает и троп не находит, знакомых не узнает...

- Именно, - оживился Ичивари. - Три года этот Томас живет в нашей столице, он помнит войну и он никому не знаком, он неприметный. Но сам-то...

Сын вождя осекся и замолчал. Нельзя назвать человека злодеем только потому, что он своей внешностью и загадочностью вдруг показался похож на злодея. Слишком просто. Или - в самый раз? Сколько еще людей опросить, чтобы узнать наверняка?

- Он делал вид, что выжил из ума и растратил остроту зрения, что стал почти слепым, - поддержал Банвас. - Кто догадался бы на него сваливать вину в поджоге библиотеки, зная, что бледный уже не в силах читать? Зато сам он уронил бы огниво и не заметил, и не поднял: глаза у него слабые...

- Погоди. Если он обманщик, его глаза в порядке и, значит, он бы нашел огниво, - возразил Ичивари, теряя надежду закончить записи немедленно и ни в чем более не сомневаться. - К тому же у профессора Маттио тоже слабое зрение, он совсем слепнет, это известно каждому. Значит, недуг у них с братом похожий, что понятно...

- Пошли к старому Маттио. Потом к его соседям, а дальше к тем, кто видел вечером Томаса. Так, наверное, - предложил Банвас.

Младшие пажи дружно закивали, с обычным для них восторгом внимая речам рослого махига: он старший, умный и во всяком деле лучший. Он учится в большом университете, пришел из дальнего северного поселения сам и его - приняли...

- Сначала мы сходим к старому гратио, - осторожно предложил Ичивари.

- К нелепому недоумку, который обольщает бледных речами о чаше света? - презрительно скривился Банвас. - Думаешь, он поджог библиотеку? Так он же во вторую войну руки лишился и растерял здоровье, ему по лестнице не вползти сюда, задохнется и скиснет на полпути! Опять же, зачем однорукому такое огниво?

- Он не обольщает, он правда верит в эту их чашу света, в Дарующего и весы деяний, - покачал головой Ичивари. - Я тоже его презирал, но Магур мне напомнил: Джанори ходил разговаривать к бледным на корабль вместе со стариком махигом и закрыл его, когда люди моря стали стрелять... Потому он и живет в столице и признан обладающим правой душой, родным лесу.

- Ну да, - буркнул Банвас, не желая принимать сказанное. - Мой дед твердил, что бледный просто оказался за спиной у того махига и все приключилось само собой... И что люди моря не добили его специально, отправили к нам подсылом. Ты сам обозвал его в лицо бездушным. Помнишь - по весне?