Пегий уже щелкал копытами по утоптанной земле главной улицы. Здесь дома высоки. В два, а то и три этажа. Снизу этаж и фундамент - кое где и каменные, постройки добротные и красивые. Каждая знакома. Первые три дома в общей ограде - университет, следующие два - малый университет. Это дед Магур придумал так их назвать, пристроив для нужд махигов слово из наречия бледных. Он же настоял, чтобы все дети от пяти лет и до десяти посещали малый университет. Учили грамоту, счет, мироустройство. Самых толковых потом отправляют в большой университет. Наставляют в механике, строительстве, врачебном, рудном и кузнечном деле, картографии, физике - хотя о ней бледные мало помнят.

По другой стороне улицы тянется длинный, низкий и темный общий дом, похожий на давние постройки народа махигов: тут решают важные дела, собирают советы. Дальше по правую руку дом вождя, возле высокого крыльца - два воина. С ружьями. Шагари сбавил ход и всхрапнул, а затем и остановился. Дальше по улице - его конюшня. И напротив дом деда, уже год нежилой и называемый гордо 'библиотека'. Оттуда тянет запахом мокрой гари, крыша разобрана, два окна черны от копоти.

Ичивари спрыгнул с коня и заспешил домой. Еще ни разу в поселке не было пожаров! Дедову затею с бранд-командой, очередным заимствованием слова и рода занятий у бледных, полагали нелепой и старики, и воины. Но, кажется, теперь подобного уже никто не скажет. Вся нынешняя дежурная команда - пять перемазанных в саже и гордящихся ожогами недорослей - гордо сидит на заборе перед конюшней.

- Чар, мы все потушили! - не в силах молчать и достойно взрослого мужчины скрывать чувства, закричал один из бранд-пажей.

Кто первым придумал так назвать их - даже дед не знает. Бледные хором твердили: неправильно! Бранд-командами работающих на пожаре именуют только в стране сакров, а пажи имеются у королевы тагоррийцев, и одно с другим не совмещается... А вот совместилось и так прилипло - не переделать уже. Ичивари подумал все это мельком, кивая приятелям и взбегая по лестнице на высокое крыльцо. Дверь из цельного сухого дерева, украшенного затейливым узором, подалась как обычно, без скрипа. В темной прихожей пришлось долго топтаться на влажной мешковине, чтобы матери не понадобилось убирать траву и грязь со светлого выскобленного пола. По той же причине Ичивари, морщась от неодобрения, нащупал, достал с полки и надел свои тапки. Зашлепал в большой зал, шумно и неловко, как распоследний бледный... и замер в арке входа.

Отец сидел у длинного стола. Молча сидел. Неподвижно, прикрыв в сосредоточенности веки. По линии губ и складке возле них Ичивари сразу понял: дело окончательно плохо. Хуже, вроде, некуда... Отец в отчаянии. Трудно поверить - но именно так читается его каменное спокойствие. На столе лежат какие-то обгорелые предметы и отдельно - целые, в свертке. Неровно, с потрескиванием, горит одна слабенькая масляная лампа, тени испуганно трепещут и мечутся по стенам.

- Пап... - начал Ичивари и виновато дернул плечом. - То есть вождь, позвольте мне вступить на порог зала раздумий, нарушая ваше уединение.

Закончив должное приветсвие, Ичивари дополнил и усилил его приложением ладони к правой душе. Потому что когда у самой руки отца лежит пестрое перо - он не папа, а именно вождь, причем обремененный властью и решающий, настало ли время объявить большой поход. Понять бы: против кого?

Отец вздрогнул и распахнул глаза, на миг лицо стало совсем живым, прочиталась на нем неподдельная радость - и маска покоя снова заняла подобающее место... Вождь глянул на пестрое перо. Бережно погладил его пальцами и убрал со стола. Внимательно изучил волосы сына, всю его фигуру от макушки до пят... Ичивари осознал: дед прав, как обычно. Если бы вождь мог, - он бы прямо теперь ушел в свою комнату, запер дверь и прыгал от радости. Но - почему? Спросить невозможно: отец снова серьезен и холоден, ждет немедленных объяснений.

- Тут такое дело, - чувствуя себя ужасно и запинаясь, выдавил Ичивари. - Шел я, значит, шел... И тут Шагари встал и дальше ни ногой. Я его и так, и сяк. Даже ветку вырезал и... И стукнул! А потом - вот. Она выкатилась и упала.

Ичивари бережно положил на стол Слезу. Чуть помолчал, гордясь выдержкой отца: даже бровью не повел, хотя в глазах по-прежнему сияет радость, какая-то бешеная, даже нездоровая. Но - не перебил. Умеет он слушать. Вождь...

- Я подобрал Слезу, значит. Ну и - опять вперед, а Шагари никак. Во-от... Развернулся он, значит, и с белой ноги - домой... Я не посмел возражать. Священный пегий конь, все такое...

Лицо вождя отчетливо напряглось, но отец и с этим справился. Быстро встал, прошел через зал, мимо сына, в прихожую - запер дверь. Он всегда ходил беззвучно. Босиком. Снова скользнул мимо плеча, скрылся во внутренних комнатах, вывел оттуда мать, всхлипывающую и сгорбленную. Ткнул рукой в Ичивари - мол, гляди, явился... Снова увел, почти силой. Запер и эту дверь. Направился к окнам и задернул занавеси. Наконец-то подошел к сыну, коротко сжал его плечи, вздохнул. Снова сел к столу. Шевельнул бровью, обозначая насмешку.

- Эту историю про мудрого священного коня ты повторишь старикам, только выброси 'такое дело' и 'значит'. И добавь важности. Пореже роняй слова, - едва сдерживая ту же непостижимую веселость, посоветовал отец. - За то, что ты нарушил мое указание, я тебя накажу, конечно... потом. Пока что объясни: где знак огня?

- Ну, я...

- К деду пошел, - подсказал вождь, прикрыв веки. - Он сделал то, чем угрожал мне раз десять. Запретил разделение и выбросил знак огня. Это очевидно. Пока что важнее иное: где два твои пера из волос?

- Тут, в поясной сумке... Я вплел в косицу белые, мне их... Ну, одна девушка подарила, - кое-как выговорил Ичивари самое сложное.

На сей раз вождь не смог сохранить лицо каменным. Обе брови поползли вверх, сминая лоб обыкновенным удивлением, без опасного гнева...

- Еще и девушка? Однако ты быстро бегаешь, и даже плачущий священный конь, спотыкаясь на белую ногу, не способен тебя направить на заданный путь... Ичи, ты еще помнишь хоть что-то про долг сына вождя и прочие мелочи, о каких заботятся старики в общинном доме, а иногда и вождь? Я накажу тебя дважды. Девушка хоть из народа махигов?

- В общем, и да, и нет. Скорее из поросли нижних гор, - Ичивари осторожно обрисовал нужную часть родословной Шеулы.

Вождь немного помолчал, возмущенно тряхнул головой: не умеешь врать, так и не берись... Покосился на сына с явной насмешкой, до странности для него - веселой, если не озорной.

- Деда застал в долине ив? Он хоть не надумал уходить в горы? Теперь только этого и недостает для полноты бедствия... Ясно, не ушел.

Вождь сладко и усердно потянулся, щурясь и глядя на сына с показным неодобрением. Качнул подбородком в сторону свертка и обгорелых предметов.

- Сегодня вечером кто-то поджег библиотеку. Кто-то при этом потерял огниво бледного Томаса. Самого Томаса в поселке нет. Зато у него дома нашлось в сене, в окровавленном свертке, одно красное перо, очень похожее на то, что ты не вплел сегодня в волосы... А еще соседи Томаса сказали: вечером дети видели, как махиги, воины из этого поселка, увели Томаса в лес. - Вождь поднял руку, не давая себя прервать. - В сумерках кто-то стрелял в окно нашего дома. Ружье нашли в хлеву бледного Альма. Его нет дома... Вот пока все, что мы знаем. Еще недавно я полагал, что ты погиб и бледные скрывают нечто крайне опасное, что они, живущие в нашей столице на правах свободных соседей, затеяли новую войну... Я был готов начать выселять их, кое-кто сгоряча требовал крови, вот хоть брат нашей мамы, ты прекрасно знаешь его неприязнь к чужакам. Твое появление меняет многое, а сверх того дает мне возможность избрать для тебя наказание, достойное сына вождя. Пока ученик наставника Арихада с лучшими воинами проверяет все тропы, ты будешь говорить с бледными. Без оружия, Ичи. Иди и голыми руками распутывай их колючую ложь. Таково мое окончательное решение.