Возможность играть Испания предоставляла как ни одна другая страна. Шахматные турниры проходили по всей стране почти с такой же частотой, как корриды, и пользовались не меньшей популярностью. В Испанию можно было приехать в январе и целый год перемещаться по стране, не испытывая недостатка в работе. Турниры – одни чуть слабее, другие (в Мадриде и Лас-Пальмас) по-настоящему сильные – следовали один за другим, сопровождались рекламой и довольно существенными призовыми. А одновременно с игрой можно было и приобщиться к прекрасному. Ведь проходили турниры в основном в музеях и театрах. Да и сейчас эта традиция никуда не ушла. Турниры проводились и в Лувре, и в музее Ван Гога в Амстердаме, и в Третьяковской галерее в Москве.

Мадридский турнир семьдесят третьего года подарил мне удивительную встречу с детьми испанских республиканцев, которым с середины пятидесятых годов генералиссимус Франко позволил возвращаться в страну. Мне удалось познакомиться с тремя захватывающими судьбами, тремя уникальными историями, каждая из которых достойна отдельного романа. Испанские подростки, вынужденные покинуть родную страну, сначала оказались в специальном интернате на Волге, а затем из-за наступления фашистской армии вместе с интернатом были отправлены в эвакуацию в Уфу. Но это были не просто дети, а дети, в чьих венах бурлила кровь отцов – борцов за свободу и справедливость. Им претила сама мысль о том, что они вынуждены отсиживаться в укрытии, словно слабаки и предатели, когда совсем рядом бушует война. Когда тебе тринадцать-четырнадцать лет, ты не слышишь полутонов, не видишь оттенков. Мир разделен на черное и белое, и ты не можешь позволить себе спокойно существовать, в то время как тьма надвигается на свет, а зло близко к тому, чтобы растоптать и уничтожить добро.

Три отчаянных испанских мальчишки умудрились пробраться в военный эшелон и были готовы вступить в сражение с врагом. И одному из них, чье имя, к сожалению, не сохранилось в моей памяти, так как вскоре после знакомства этот человек погиб в автокатастрофе, удалось добраться до линии фронта, стать сыном полка и дойти с советскими войсками до Варшавы. Там он познакомился с девушкой и, женившись на ней, остался в Польше до возвращения в родную страну. Испанец имел боевые награды, по праву ими гордился и считал себя буквально вторым человеком на фронте, уступившем лишь сыну Долорес Ибаррури, ставшему Героем Советского Союза.

В отличие от своего ловкого друга двое других подростков – Эрнесто и Рауль – оказались менее проворными и были сняты с поезда довольно быстро. Скорее всего, к счастью, ведь шансы выжить у каждого в той ужасной войне были невелики. Эрнесто был сыном командующего Центральным фронтом республиканцев в Сарагосе. Его отец был последним, кого в сорок девятом году расстреляли по приказу Франко. Но тем не менее любовь к своей стране перевешивала в душе Эрнесто неприязнь к ее руководителю. И в начале шестидесятых годов он вместе со своей женой, москвичкой Тоней, принял решение вернуться в Испанию.

– Как встретила вас страна? – живо поинтересовался я при знакомстве. Меня всегда, с одной стороны, восхищала решимость людей начинать жизнь буквально заново, бросать всё, ставшее родным, дорогим, близким, и уезжать в никуда в поисках лучшей доли. А с другой стороны, решимость эта оставалась для меня загадочной и непонятной. Ведь приезжать в любую чужую страну и любоваться ее красотами – отнюдь не то же самое, что становиться ее гражданином. Мое отношение лишь укрепилось ответом Эрнесто.

– Сначала очень недоверчиво, – признался он. – Нам было предписано каждый день отмечаться в полиции. Постоянно проверяли, не сбежали ли мы, не ведем ли какую-то антифранкистскую деятельность. Но потом настороженность государства сменилась доверием. Причем в моем случае, я бы сказал, доверием довольно абсурдным.

– Отчего же?

– Уже через год после возвращения, узнав о том, что я довольно неплохой водитель, мне доверили возить командующего Военно-морскими силами Испании. Учитывая мое происхождение, довольно рискованное решение, ты не находишь?

Я согласился, подумав о том, что такое стечение обстоятельств было бы, пожалуй, невозможным в Союзе.

– Ну а потом, – продолжил свой рассказ Эрнесто, – адмирал за отличную работу одарил меня бонусом, о котором едва ли я мог и мечтать.

– Что за бонус?

– Знаешь, если Испании и есть за что благодарить Франко, так это за систему такси. Я не совру, если скажу, что все таксисты у нас честны и порядочны. Возможно, конечно, что не все от природы, а из-за того, что лицензия таксиста чрезвычайно дорогая. Она стоит примерно тридцать пять тысяч долларов. Так что потерять ее гораздо страшнее искушения кого-то обсчитать или обхамить. А заработок у таксиста при этом совсем не плох. Нам разрешено покупать «Сеаты» с большими государственными субсидиями и ездить на газу. Наверное, ты уже догадался, какой бонус получил я от адмирала.

– Лицензию таксиста? – Я оценил ее высочайшую стоимость. Ведь во времена Франко за шесть долларов в сутки можно было остановиться в прекрасных трехзвездочных гостиницах, в которых кроме двух обычных кранов для холодной и горячей воды был еще и третий кран, открыв который, можно было без всякой меры наслаждаться отменным красным вином.

– Именно так. Так что теперь у меня нет никаких оснований говорить о том, что Испания приняла меня плохо. Отняв многое, она заплатила по счетам. Политический интерес к моей семье полностью пропал. Живу, работаю, наслаждаюсь жизнью. У нас с Тоней двое детей, и мы счастливы.

Позже я познакомился со всей семьей Эрнесто. Неоднократно встречался с ними в Мадриде, а позже и они получили возможность приезжать в гости в Россию. И вот что поражало меня при каждой новой встрече: каким образом этот иностранец сохранил способность говорить по-русски абсолютно чисто, без намека на какой-либо акцент, не забывая ни единого слова, разбавляя речь замысловатыми оборотами, фразеологизмами, шутками, свойственными обычно только носителю языка? Он говорил намного лучше своей исконно русской жены и всегда, несмотря на свое возвращение в Испанию, оставался патриотом страны, приютившей его когда-то.

Рауль же в Советском Союзе стал главным инженером завода по производству тракторов и был отправлен в рабочую командировку на Кубу. Если в нашей стране было принято отправлять людей «на картошку», то на Кубе всегда требовалась рабочая сила для сбора сахарного тростника. Стоит ли сомневаться в том, что у главного инженера завода интеллектуальная сила была развита больше, чем физическая, а в конкретном случае Рауля – намного больше. Был он невысоким, довольно щуплым, совсем не крепким и выполнить норму рубщика тростника мог лишь на десять процентов. При этом, что интересно, за ним сохранялась его заработная плата инженера, превосходящая оклад рубщика раз в пятьдесят. Сейчас, с новыми экономическими знаниями, такие решения кажутся не просто странными или неоправданными, а неимоверно глупыми. Конечно, основной деятельностью Рауля на Кубе был не сбор тростника, а строительство завода. И как только завод был построен, испанец вместо того, чтобы вернуться в Союз, отправился на родину.

– А как ты устраивался? – Я готов был услышать очередную историю про счастливые знакомства и бонусы.