В разбитое окно лился пьяный аромат цветущих лип и перемешивался с запахами алкогольного дыхания, душного женского парфюма, ношеной несколько дней одежды, автомобильной пыли и вытертой ткани стареньких чехлов на сиденьях.

Ехали неспокойно. Марко молчал, то и дело бросая взгляд на соединенные проводки. Алиса смотрела на убегающую мертвую улицу в боковом зеркале. На заднем сиденье госпожа Мария тихо и по-голубиному неразборчиво что-то ворковала. Ее перекрывало пение Иваны: от репертуара группы «Министерки» она перешла на смазливого и белозубого Желько Йоксимовича.

– Маки, магнитола работает? – спросила Алиса.

– Сама как думаешь?

«Застава» ехала медленно. Стоило Марко вдавить педаль газа сильнее, как машина начинала старчески кряхтеть и провода опасно покачивались в воздухе. Тогда Марко сразу сбрасывал скорость. На другой машине доехали бы за две песни максимум, подумала Алиса, но, похоже, придется прослушать расширенный репертуар. В зеркале уплывали назад развесистые деревья с сочной мякотью листвы, аккуратные особнячки за декоративными заборами, билборды с рекламой языковых курсов и банковских кредитов, закрытые киоски, к которым сиротливо жались уличные холодильники с водой, пивом и кока-колой.

Ни души.

– Киса, – Марко одной рукой потянулся назад и щелкал пальцами в воздухе, привлекая внимание Иваны. – Слышь? Дальше куда?

Ивана отвлеклась от пения и с хмельной ленцой махнула наманикюренными пальцами в воздухе, отгоняя руку Марко, как летучего травяного клопа, которые по теплой погоде заполоняли весь город.

– Ру-уки! – протянула она.

Алиса повернулась к ней и насколько возможно спокойным тоном повторила вопрос:

– Ивана? Куда ехать к твоему дому?

– Перед клиникой налево.

– Ты улицы узнаешь? Скажешь, где поворачивать?

Ивана нахмурила брови и помотала головой.

– Посмотри в окно, пожалуйста. Ты узнаешь, где мы едем?

Теперь Ивана поняла, но почему-то выбрала дальнее от себя окно для обзора. Чтобы добраться до него, она попробовала перелезть через Мику, хватаясь за его колени. Не удержалась и уперлась рукой в спинку сиденья, чтобы не упасть. Мика вежливо поддержал ее под локоть и помог сесть прямо. Сказал:

– Окно есть с твоей стороны.

Ивана хихикнула.

– Умничка какой!

Прижалась обеими ладонями и носом к стеклу, которое сразу же затянуло мутным облачком от теплого дыхания.

– Сейчас будет развилка, поедем налево, а потом до «Пинк-ТВ».

Марко перебил и окликнул:

– Русская?

Алиса отмахнулась было и продолжила:

– Ивана, дальше куда?

– Во-он у тех машин!

– Русская!

Алиса повернулась к нему, но Марко только кивнул головой на дорогу. По левой стороне стояли две машины, в которых уже отсюда можно было опознать жандармские джипы. Рядом с ними стояли мужчины в форме.

– Ой, ма-альчики! – протянула Ивана, которая высунулась в узкое пространство между передних сидений.

Марко коротко втянул воздух через зубы и ругнулся.

– Что там? – спросил Мика.

– Пост.

Пост стоял прямо на главной дороге: там, где начиналось нужное ответвление влево. Темные громады машин перекрывали левую полосу, а правая, по которой ехала «Застава», оставалась свободной. Жандармы, возможно, ждали кого-то с другой стороны, но, услышав звук мотора, начали оборачиваться.

– Маки, тормози, развернемся!

Но Марко вдавил педаль газа, и Алиса только услышала, как он зло и упрямо бормочет те же слова, которые шептал сегодня у Храма. Проводки закачались. Мужчина в форме шагнул к разделительной полосе. Вскинул короткоствольный автомат.

– Пригнитесь! – рявкнула Алиса и сама сползла по сиденью вниз.

«Застава» закашляла как матерый курильщик с хроническим бронхитом. Возмущенно затарахтел мотор. С улицы раздались короткие гавкающие выкрики, а потом дуэтом с мотором застрекотала автоматная очередь.

– В асфальт! – рыкнул Марко. – В машину садятся!

– Гони быстрее! – подал голос Мика, но в ответ Марко только снова выругался.

У югославской старушки не было ни единого шанса оторваться от жандармских машин. Справа потянулся парк, но выпрыгивать на ходу и пытаться скрыться впятером, с одной старухой и одной пьяной девчонкой, значило бы дернуть судьбу за усы и получить за это расправу.

– По боковым уйдем? – спросила Алиса с пола. – Мы маленькие.

– Все равно проедут, – отозвался Марко и снова завел свое «господе Исусе Христе, сине божийи».

Сейчас им действительно пригодилось бы чудо.

Марко гнал по прямой. Возможно, в нем говорило вековое балканское упрямство, которое подталкивало людей идти и красить садовые скамейки под бомбежкой, чтобы потом пить на них кофе. Возможно, он ехал потому, что это было единственное, что вообще оставалось делать. Ехать – и еще молиться. Алиса знала, как это случается. Ее коллеги ударялись в религию на втором году работы и теряли веру в высшие силы к третьему, но за это время суеверие прорастало в них как бурьян на обочине заброшенной деревни, который упорно лезет из земли, сколько ни выкорчевывай. Неважно, кому молились: богу или случаю. Важно, чтобы было хоть что-то, за что можно зацепиться, когда сидишь в дребезжащей развалюшке и знаешь, что ее вот-вот догонит военный джип. Или пьешь невкусное мутное пиво в гостинице для прессы и слышишь сирену. Или в чаду от снарядов вертишь головой и надеешься, что увидишь того, ради кого стоишь на месте и не бежишь из дымного ада, и, желательно, живым.

Дорогу застило. Перед лобовым стеклом все затянуло и размазало едким дымом. Глаза заслезились. За спинами автомобильный гудок смешивался с воем воздушной тревоги. Сердце колотилось в ушах. Алиса вжалась в сиденье и вслепую зашарила руками вокруг себя. Ей что-то кричали, но ничего не было слышно из-за стука в ушах, который гулко отзывался во всей черепной коробке. Дым вползал в разбитое окно, царапал легкие, выедал глаза. Алиса никак не могла найти того, кого искала. Хотела позвать по имени, но вдохнула и сложилась пополам в кашле. Ни позвать, ни вдохнуть, ни даже посмотреть вокруг не получалось.

Ее шатнуло от взрывной волны, но снаряд разорвался где-то далеко. Стало тяжело и жарко. Чем-то придавило сверху. Алиса хотела обхватить его руками, но руки резко уперлись во что-то твердое и от запястий до локтей прострелило болью. Потом сзади кто-то схватил ее за плечи и затряс. Чей-то голос звал, ругался. Она вслепую нашарила руку на своем плече и сжала ладонь.

– Не ходи за мной, – повторяла она как заведенная. – Не ходи, не ходи, не ходи.

– Русская, бре!