– Ко мне, – повторил Иггельд. Он вошел по колено вводу, зачерпнул воды, плеснул в лицо, хотя совсем не жарко после полета надоблаками. – Иди сюда, трус!.. Реку освоил? Теперь учись купаться в море.

Черныш боязливо потрогал лапой воду. Набежавшая волнаударила в камень, разбилась и достала брызгами настороженную морду дракона.Черныш снова отпрянул, но не убежал, только поднялся на задних лапах, оберегаяморду от напавшей на него злой волны.

– Ну что за трус, – сказал Иггельд. – Всемговорю, что ты не трус, а только осторожный… но ты трус, да? Признайся,трусенок…

Черныш взвизгнул и снова пошел в воду. На этот раз решилсявойти по колено, стоял так, дрожа и задирая хвост, чтобы злая вода не укусила,в глазах твердая решимость выстоять еще целую минуту, не убежать, не поддатьсяпанике, ведь обожаемый папочка ходит себе, уже скрывшись в этом страшном допояса, но ему можно, он все умеет и ничего не боится, это его все боятся…

Иггельд приблизился, поплескал водой, Черныш вздрагивал изакрывал глаза, а голову пугливо отдергивал.

– Это море, – повторил Иггельд счастливо. –Понимаешь? Море… Я тоже первый раз вижу море. Я даже больших рек не видел, амы, пока летели, три или четыре видели внизу. А теперь – море… Чернышуля,мы же с тобой молодцы!.. Еще никто из небесных наездников не добирался до моря.Во всяком случае, вот так, за один перелет.

Он развязал мешок, сам поел и скормил Чернышу весь хлеб исыр, Черныш все еще выглядел ошалелым от вида такого количества воды, но иошалевший, осмелел настолько, что все порывался перелететь на тот берег этойудивительной реки, глаза выпучивались от безмерного изумления.

– Побываем и там, – ответил Иггельд на молчаливыйвопрос. – Не может быть, чтобы там не было дивных сказочных стран… Хотянет, стран там быть не может, на свете есть только три страны: Артания, Куявияи Славия, а остальные, даже Вантит, только земли, где живут дикари, гдевеликаны сторожат в пещерах несметные сокровища… где неведомые звери, дивныептахи, чудо-юды рыбы, где песок под ногами из чистого золота, а на деревьяхорехи растут размером с яблоко… Везде побываем!.. Везде побываем, Чернулик!

Он лег на песок так, чтобы вода накатывала на ноги, отдалсястранному чувству, когда можно вот так лежать, впитывать всем телом солнечныелучи, наполняться запахами огромного мира и медленно созревать для большого,великого.

Черныш то прыгал в воде, пытался ловить рыбу, то взлетал иделал широкие круги, всматриваясь сверху. Иггельд понаблюдал за ним, драконывидят в тысячи раз лучше человека, но это в воздухе, а что зрит через толщуводы, если так же, как и здесь, то какие же чудеса открываются его взору…

Остальное время Черныш парил над ним, распустив крылья, какогромная уродливая летучая мышь. Черная угловатая тень изломанно скользилавзад-вперед, иногда становилась четче, это дракон приближается к земле, затеммедленно увеличивалась в размерах, очертания слегка размывались – видать,нащупал рядом восходящий поток и забирался все выше и выше.

– Теперь будем летать и сюда, – сообщил емуИггельд. – Понял?.. А какая здесь рыба водится крупная… и вкусная…

Черныш грузно приземлился рядом. В глазах и на мордеполнейшее доверие и почтение, что Иггельду стало стыдно, пробурчал с неловкостью:

– Ну, наверное, вкусная…

* * *

Черныш все еще рос, шкура покрывалась роговыми чешуйками,что оказались прочнее закаленной стали. Крылья удлинились, теперь Чернышвзлетал с легкостью даже с тремя мужчинами на спине, однажды Иггельд посадилпять человек, сделал большой круг над Долиной Драконов, показал всем неплохуюскорость, затем посадил Черныша прямо на городской площади.

Теодорик, Хота Золотой Пояс и другие отцы города смотрелихмуро. Как опытные смотрители драконов, может быть, и радовались, но этотмолодой бунтарь слишком уж нарушает установленные правила. У них все нацеленона то, чтобы драконов выращивать могли много, чтобы выращивать удавалось разнымлюдям, а этот Иггельд со своим чудо-драконом – всего лишь исключение,другим повторить такое не удастся, но молодые дураки этого не понимают, ужебурчат, что в городе все не так. Надо по-другому… Хотят и на печи лежать, ичтоб драконы у них получились не хуже, чем у этого помешанного!

Иггельд смотрел на проплывающие внизу горы, вспоминал весьтрудный путь, который прошел за все эти тяжелые годы, Черныш несся легко истремительно, ни один дракон не догонит, теперь Иггельд не мыслит сидеть так,как сидел в первые разы, пронизывающий ледяной ветер поднебесья мигомпроморозит до мозга костей, теперь всегда в плаще, завернувшись по самые глаза…

Качнуло, Черныш пошел вниз. Там среди гор показался ГородДраконов, Иггельд в очередной раз подумал об удивительном чутье Черныша, всегдаулавливает его желания за минуту до того, как он скажет. А сейчас и вовсе какбудто заранее знал, куда они летят.

Город укрупнился, приблизился, котлованы с драконами уползлик стене гор. Иггельд сделал два круга над домом Апоницы, привлекая внимание.Если не выйдет, то придется лететь в сторону котлованов, хотя не хотелось бывпечатлительному Чернышу показывать эти темницы, иначе не назовешь, для егособратьев. Раньше никогда так не думал, а сейчас это сравнение навязчиво лезетв голову.

Из дома торопливо выкатилась во двор приплюснутая фигурка,отсюда они все приплюснутые, закинула голову. Иггельд увидел довольное лицоАпоницы.

– Вниз, Черныш, – велел он, и дракон снова пошелвниз на секунду раньше, чем Иггельд открыл рот. В следующий раз, мелькнуламысль, буду приказывать мысленно. Соберусь что-то сказать, но… смолчу. Тожевыполнит? – Переведем дух, поедим…

Ветер заревел в ушах, трепал волосы, сердце словно быоторвалось, никак не привыкнет к такому вот словно бы падению, сколько бы воттак ни падали, ни разу не стукнет, ждет в ужасе, но Черныш растопырил крылья,принимая удар, те затрещали, а сердце застучало часто-часто, наверстывая запугливое молчание.

Крохотные домики выросли, разбежались в стороны, каквспугнутые куры. Лапы Черныша ударились о твердую землю. Иггельд ощутил сильнейшийтолчок снизу, тело стало таким тяжелым, словно он снова лежал в жару и не могподнять руки, тут же все прошло, а уже совсем не снизу донесся бодрый голос:

– Это что, обучаешь скоростной посадке?.. Лихо, лихо!

Но в голосе звучало и осуждение, возвращая слову «лихо»первоначальное значение. Иггельд сбросил ремни, соскользнул по гладкому, словноотполированный панцирь, боку. Руки Апоницы подхватили, как будто Иггельд сновастал тем подростком, которого учил и наставлял старый наездник.

Иггельд смотрел на него сверху, возвышаясь почти на голову,обнял, в самом деле ощутив на миг себя ребенком, спросил:

– Может быть, все-таки мне опускаться где-то загородом?

Апоница отмахнулся.