В тот странный вечер я окончательно поняла, что это больше не тот мальчишка, к которому я привыкла с детства, – это незнакомый парень, наверное, уже почти мужчина, который куда выше и сильнее меня, и я понятия не имею, о чем с ним говорить, кроме как о детских воспоминаниях. А еще я поняла, что общие воспоминания – это связь одновременно тонкая и прочная. Если их не становится больше, если они перекрываются общими воспоминаниями с другими людьми, связь истончается и в итоге рвется.

Наша почти уже порвалась. Как бы близко ни общались наши родители, как бы близко мы ни жили и ни учились, мы становились друг от друга все дальше. И это неотвратимый процесс. У нас разные увлечения, интересы, хобби, мировоззрения, в конце концов. Там, где я вижу черный, он видит белый, а там, где у него серый, у меня красный. Разные.

Стало горько – не до слез, когда горечь сжигает глаза и губы, а до улыбки, когда горечь эта светлая. Горечь по утраченному прошлому, истончившемуся настоящему и несостоявшемуся общему будущему. А могло ли оно быть? Наверное, нет. На этом я едва не подавилась салатом, и Даня хлопал – сначала в ладоши, решив повеселиться, а потом по моей спине, поняв, что мне и правда кусок попал не в то горло. Даже слезы выступили.

– Не плачь, все хорошо, я ведь рядом, – улыбнулся он мне.

Зачем он так говорит? Он же рядом… Что? Может, и рядом, но беспредельно далек. Возможно, думает о новых трюках на своем ВМХ, а возможно, все его мысли – о новой девушке.

– Что не так? – спросил вдруг он, почувствовав мое напряжение. – Это из-за него ты такая? Потому что Серый не пришел?

– Да, – соврала я, потому что знала, что не буду делиться с ним своими мыслями про общие воспоминания. – Я расстроена, что свидание сорвалось.

– Он тебе нравится? – прямо спросил Даня.

– Нравится.

– Сильно?

– Сильно.

– Как Стоцкий?

– Сильнее.

– Понятно.

На этом мы закончили наш странный диалог. Боже, как же быстро прошло наше детство.

Мы заказали десерт – клубничный чизкейк – и опять замолчали. Не говорить же все время о детских воспоминаниях? Я, конечно, могу напомнить, как он однажды сунул мне за шиворот кузнечика, или как угостил меня пластилиновой конфетой, которую я по невнимательности укусила, или как на восьмое марта вытащил бумажку с моим именем из шляпы, предназначенной для жеребьевки, и в результате я чуть не осталась без подарка. Могу, но… Но есть ли в этом смысл?

Пока несли десерт, я, не зная, что еще говорить, и чувствуя себя неловко, залипла в телефон – ответила на пару сообщений подруг, на всякий случай написала Сергею, которого не было в сети. А Данька все смотрел в окно, неспешно допивая уже теплый глинтвейн, и молчал. Клоун выглядел уставшим.

– Такое чувство, что ты не спал всю ночь, – сказала я, пытаясь хоть как-то поддержать разговор.

– Не спал, – согласился он.

– А что делал? С девчонкой очередной развлекался? – вырвалось у меня против воли.

– Ревнуешь? – усмехнулся он.

– Конечно. Я ведь твоя будущая жена, – хмыкнула я, пытаясь за внешней бравадой скрыть смущение.

Он аж подавился.

– В каком это смысле, Пипа?

– В прямом. Ты же хотел в садике на мне жениться, Клоун!

– Я и сейчас хочу, – вдруг заявил он.

Я глупо захлопала глазами.

– Что ты сказал?

– Шутка, малая.

– Наверное, ты женишься на Каролинке, – опять против воли выдала я. Да что за язык у меня двухметровый?!

– С чего взяла?

– Вы вроде бы еще общаетесь. Первая любовь, да?

– Может быть, – не стал спорить он.

А потом вдруг встал и пересел ко мне. Наши предплечья соприкоснулись. И я вздрогнула.

– Ты чего, Матвеев? – удивленно спросила я, мысленно ругая себя за то, что мне нравится сидеть к нему так близко.

– Там дует, – улыбнулся он мне. – Ты же не против, что я пересел?

– Не против.

Наверное, мы были похожи на парочку. И я чувствовала тонкий теплый аромат его одеколона – кардамон, бергамот и хвоя. Не знаю почему, но мне снова захотелось взять Даню за руку.

– На кого ты собираешься поступать? – несколько нервно спросила я.

– Мне нравятся программирование и кибернетика, – ответил он, глядя в мое лицо, но не злобно, как во время встречи со Стоцким, а непривычно мягко. Почти нежно. – А ты куда собралась? Все так же хочешь на юрфак?

Я действительно хотела поступить туда, чтобы однажды стать прокурором или судьей и наказывать преступников. По крайней мере, хотела в детстве.

– Я еще думаю. Мне нравится юриспруденция. Но мне еще хочется изучать языки, – ответила я.

Я до сих пор стояла перед выбором, хотя большинство моих одноклассников уже определились с будущей профессией. Я налегала и на английский, и на историю с обществознанием. Все равно при сдаче экзаменов некоторые предметы пересекались.

– Выбор появляется, если есть сомнения, – неожиданно серьезно сказал Даня. – Выбор – спутник неуверенности в первом варианте. Если уверен – никогда не будешь думать о чем-то еще. Или о ком-то. – Кажется, эти слова тоже сорвались с его губ случайно.

– Может быть, и так, – не стала спорить я.

Постепенно его глаза все больше и больше слипались, и в какой-то момент я поняла, что он заснул. Положил голову мне на плечо и заснул. А я сидела и не шевелилась, потому что боялась его разбудить. Все это было так странно… Наверное, я должна была возмутиться – какого черта происходит? А потом разбудить его, но… Но я не могла. И даже дышать глубоко боялась.

В этот момент мне казалось, что мир замер. Я попала в то самое мгновение, в котором существуем только он и я. И предвкушение чуда и волшебства. Он был слишком близко. Теплый, какой-то родной аромат его одеколона заставлял меня улыбаться. Даня был очень милым. Родным. И будить его было бы настоящим преступлением.

Я рассматривала его лицо – рассматривала жадно, будто никогда не видела прежде. Хорошая – на зависть любой девчонке – кожа, к которой, несмотря на ее светлый оттенок, быстро прилипал загар. Густые волосы, со временем потемневшие и из светло-русых превратившиеся в каштановые. Модная прическа в стиле гранж с коротко подстриженными висками. Овальное лицо с правильными чертами, разве что нос несколько крупноват. Брови густые, с изломом – красивая дерзкая форма. Детские щеки куда-то пропали и стали впалыми, зато я вдруг поняла, какие у него высокие скулы. И волевой подбородок. И губы… Губы притягивали меня больше всего.

Изогнутые, с чуть приподнятыми уголками – они отчего-то казались горячими, и, если хорошенько присмотреться, можно было заметить трещинки на нижней губе. К этим губам хотелось прикоснуться. Я испугалась, поймав себя на этой мысли. Нет, я не должна делать этого, хоть и вынуждена признать, что Даня хорошенький. Когда-то он был Клоуном, привычным и понятным, как и всякое мелкое зло. Но кто он теперь?