Гловацкий не был удивлен откровенностью Ватутина – прекрасно сам понимал, что после конфликта с командующим фронтом вариантов только два – либо «подсидеть», либо отправиться под трибунал. Выпал удачно ему первый вариант, вот только свято место пусто не бывает, а как шутят в армии – любая инициатива наказуема, и предложивший выполняет свои разработки как мудрое указание вышестоящего начальства. Что ж, все, что ни делается, – к лучшему! Может, как-то удастся переломить ситуацию на северо-западном направлении и оказать влияние этим на ход борьбы на всем фронте?!

– Николай Михайлович, давайте откровенно. – Ватутин улыбнулся. – С момента моего прибытия вы меня удивляете постоянно. А те меры, которые вы всегда предлагали, шли нам исключительно на пользу. Порой казалось, что вы не только генератор идей, но фактически командующий фронтом! Да, это так, и не возражайте. Не только об обороне своего укрепрайона думали, нет, вы обращали самое пристальное внимание на соседей – иначе зачем те шесть батальонов вы передали в 11‐й корпус генерала Шумилова?! И теперь усиление 27‐й армии! А создание Чудской флотилии? Мне еще Полубояров многое рассказал о ваших предложениях по поводу реорганизации танковых соединений. Вчера Куцевалов прямо-таки задыхался от восторга, описывая побоище, которое учинили «лаптежникам» авиация и зенитная артиллерия! Я бы никогда не подумал, что на самолеты можно планировать такие засады?! Еще продолжить перечень ваших нововведений?!

– На войне мелочей не бывает, – буркнул в ответ на горячую филиппику Гловацкий. И грустно подумал: – «Я не генератор, а плагиатор. А засады на «фантомы» устраивали вьетнамцы! А парами на «свободную охоту» летать еще испанский опыт научил, только оказавшийся невостребованным. У меня просто хорошая память, предлагал то, что было и так создано в годы войны. Только и всего, не надо с меня гения лепить, недостоин этого лично я, а вот «тезка», судя по общей памяти, действительно знающий генерал. Это мы с ним удачный дуэт составили, вот так и работаем!»

– Так что вы предлагаете, Николай Михайлович?

– Только вот это. – Гловацкий достал из стола карту с нанесенными цветными карандашами стрелками и положил рядом с ней два листка бумаги, исписанных убористым мелким почерком. Ватутин тут же присел на стул и принялся внимательно рассматривать, «читать» карту – как говорят военные. Затем чуть пробежал по строчкам напряженным цепким взглядом, медленно прошелся по ним еще раз, уже тщательно выверяя текст – лицо начальника штаба выражало крайнюю степень удивления.

– Мне такое и в голову бы не пришло! Но вы правы… Хотя риск как для противника, так и для нас огромнейший! Впрочем, вы правы – вот такого варианта враг от нас точно не ждет!

– Есть такой шахматный термин, когда любой ход игрока ведет только к худшей позиции, чем была раньше на доске! Лучше его пропустить, но нельзя. Так вот немцы точно в такой же ситуации – им нужно делать свой ход, чтобы не потерять инициативу. Но если они его сделают, а мы в ответ не будем ждать, а ударим сами, то все может радикально измениться! Причем в самое короткое время! Нужно только не терять время и выполнить все перечисленные мероприятия в срок и в полном объеме…

– Время у нас есть. Я сейчас поработаю с вашим штабом, распланируем в деталях план всей операции. И завтра доложим о том маршалу Ворошилову и армейскому комиссару Мехлису. Думаю, давно уже сами ждут! Это вполне реальный шанс перехватить у врага инициативу! Впечатляет – крайне дерзко, как по тонкому льду пройтись!

Командир 41‐го моторизованного корпуса генерал танковых войск Рейнгардт

западнее Острова

– Экселенц! Мы пытаемся выломать железную дверь, за которой давно стоит толстая кирпичная стена! Противник усиливает свою оборону намного быстрее, чем мы ее скоблим!

Насмешливый тон начальника штаба корпуса Карла Реттингера был совершенно несвойственен сухопарому офицеру, уже неделю пребывавшему в угрюмом состоянии – в адском вареве на том берегу Великой погибла целиком боевая группа полковника Рауса, в составе которой служил его зять. Нет, как и положено германскому офицеру, для которых интересы службы выше личных переживаний, он стоически переносил личное горе, прилагая все силы для лучшего выполнения хлопотливых обязанностей. И вот теперь эта странная улыбка?

Генерал Георг Ганс Рейнгардт с нескрываемым удивлением посмотрел на начальника штаба – прямо в глаза Реттингера. Тот своего взгляда не отвел, лишь немного нахмурился. И весьма размеренно, тщательно выделяя каждое слово, тихим голосом произнес:

– Знаете, а ведь все напускная видимость. Нам кажется, что вчерашние неудачи и огромные потери – случайность. Пехотные дивизии почти дошли до реки, вот еще немного – и они ее форсируют. Надо сделать еще одно усилие, и ворота на Ленинград будут нам открыты. Нужно еще раз крепко ударить… А всего этого нет, просто большевики играют нами, как сытый кот с мышью!

– Поясните, Карл? Признаться и меня стали одолевать смутные пока сомнения – я ведь тоже вижу, что штурм не получился и идет мучительное прогрызание вражеской обороны. Наша инфантерия несет потери, причем совершенно немыслимые. Каждая дивизия теряет в сутки около полутысячи офицеров и солдат убитыми и ранеными.

– Я говорил со многими офицерами, что пришли из запаса. Так вот они, прошедшие Верденскую бойню, окрестили штурм «Псковской мясорубкой». А ведь было с чем сравнивать. Мы надеялись, что четыре пехотные дивизии 1‐го армейского корпуса с легкостью прорвут большевицкие укрепления в центре. Этого сразу не произошло, и в сражение были введены обе пехотные дивизии из моторизованных корпусов. Позавчера по приказу мы ввели в бой боевую группу 1‐й танковой дивизии. И каковы результаты, экселенц?

Рейнгардт вопросительно посмотрел на начальника штаба – его вопрос был чисто риторический, и спустя минуту Карл сам ответил на него. В сухом голосе сквозило уныние:

– Сегодня потеряли девять танков, а всего за пять дней штурма наш корпус безвозвратно лишился свыше шестидесяти единиц бронетехники, из них половина – танки, которых у нас и так осталось мало. Еще три дня таких боев, майн герр, и выход к реке ничего не даст – прорываться с плацдарма будет просто некому. К тому же я считаю, что большевики в любую минуту могут насытить отборной пехотой свои боевые порядки. И это мое мнение не голословно, его подкрепляют только что полученные данные разведки.

– Что у нас случилось, раз вы заговорили настолько пессимистически?! Что с вами, Карл?!

– Не со мною, экселенц, с большевиками. Полчаса тому назад я говорил с перебежчиком из 180‐й дивизии, что обороняет вот уже две недели Остров. Унтер-офицер эстонской армии в прошлом говорил охотно, радовался, что остался жив. Так вот – обе «эстонские» дивизии заменены, и их уводят на ту сторону Великой.

– Так, – медленно протянул Рейнгардт – он был сильно удивлен. Остров блокировала 36‐я мотодивизия, которая вела демонстративные действия, но сильно укрепленные позиции не пыталась не только штурмовать, но даже толком обстреливать из одного-единственного дивизиона гаубиц, так как два других были переданы инфантерии. Потому нанести большевикам ощутимые потери она вряд ли смогла. – И что он сообщил конкретно?