будет удобно их нести.

— Возвращаться я ведь буду уже не пешим шагом, а на Рэйвене, так что никакой проблемы не будет.

— Ну, тогда… — уже хотела попросить её Орин о книге, но в отличие от Михаэля у неё едва ли получилось раздобыть для неё такую роскошь. — Не помешала бы зимняя одежда. Последний раз Михаэль привозил мне её три года назад.

— Он привозил тебе вещи?

— Ну да, — отвернувшись к огню, уложив подбородок на ладонь. — Всегда привозил все, что мне было нужно. И всегда принимал участие в жизни других. Наверное, так он уплачивает долг перед теми, кого предал. Самобичевание — стало его верным спутником. Но Михаэль никогда и никому этого не показывает, перенося всё в себе. От этого даже тошно становится. Но не нам ему говорить, как жить, к тому же, возможно, что только благодаря этому он именно тот, кто есть. Я жизнь за него отдать готова, на всё что угодно могу пойти только бы ему стало легче, но это не в моих силах. Он сам выбирает, как ему жить, по какому пути идти и какие поступки совершать.

— Ты сказала мне тогда, что он на самом деле просто замечательный, но не человек и поэтому для нас всё закончится слишком типично. Тогда я восприняла эти слова по одному, но теперь же в голову лезут совсем другие мысли.

— Я видела твою смерть. Ты исполнишь своё желание, и он заберёт себе твою душу. Иного не дано. Михаэль отсрочил день твоей гибели, но он в любом случае неизбежен. Такова ваша судьба.

— Даже если мне и не суждено быть с ним, не суждено испытать этого счастья. Я всё равно буду его любить. Любить не потому, что могу получить что-то взамен, а потому что просто не могу иначе.

— Взрослеешь девочка, — с трудом сдержала Орин одобрительную улыбку.

— Ты назвала меня девочкой, — вскинула Мария бровь. — Видимо и, правда, взрослею, если уже не дура.

— А вот дара, дурой и есть! — ответно рассмеялась, понимая, как с каждой её фразой начинает принимать эту девчонку всё больше и больше.

А разве можно было иначе? В особенности сейчас, когда она своими собственными глазами видит, как сильно Мария старается. Как пытается меняться и двигаться вперёд.

Оказалось, что Михаэль был прав и эта девчонка на самом деле особенная.

По сути, самая настоящая дикарка. Слишком простая и незамысловатая. Но такой воли как у неё! Орин ещё никогда в своей жизни не видела.

«Похоже, что тому, кому уже нечего терять — нечего и бояться…»

* * *

Как и ожидалось, Париж оказался безумно громким городом. Крики торговцев, ржание лошадей, шум от экипажей, надоедливый собачий лай. Наполненный нескончаемыми вереницами улиц, тысячами домов, десятками гостинец с постоялыми дворами, он напоминал огромный человеческий муравейник, в котором легко можно было потеряться, отвлекись Мария хотя бы на минутку.

Не будь ей нужен священник с послушницей, и в таком большом городе на подобные поиски пришлось бы потратить куда дольше недели.

Сен-Жермен-л’Оксеруа, церковь Базилика Сен-Дени и, конечно же, Нотр-Дам-де-Пари…

Четыре дня она приходила на все службы, пытаясь встретить Филиппа или увидеть Аврору. Но пока каждый следующий день заканчивался, так же как и предыдущий. На сыром соломенном матрасе, самого бедного постоялого двора.

* * *

Когда Мария вошла в церковь Святого Северина дожидаясь, начала службы, уставший взгляд далеко не сразу заметил невысокую женскую фигуру у алтаря. Кротко протирая алтарь для свечей, в невзрачном сером платье и светлом платке, эта послушница едва ли походила на Аврору.

Впервые оказавшись после аббатства в настолько большом, бурлящем городе, она наконец-то осознала какой эффект оказывает на мужчин её внешность. Старательно пытаясь не обращать на себя лишний раз их внимание.

Облегчённо выдохнув, Мария почувствовала, как у неё на глазах навернулись слёзы. Дождавшись, когда Аврора будет проходить мимо, она схватила её за руку, заставляя испуганно подскочить, растерянно смотря на скрытое под капюшоном лицо незнакомца.

— Будь добра, позови мне отца Филиппа, — вскинула Мария голову, не сдерживая улыбки. — Я бы хотел исповедаться.

Стоило Авроре понять, кто перед ней и голубые глаза тут же радостно распахнулись, наполняясь живым блеском. Она уже было хотела кинуться к Марии, заключая её в объятья, но вовремя заставила себя остановиться, понимая, что они не одни.

— Конечно, — покорно кивнула, — подождите в исповедальне. Я сейчас же его позову.

Проводив Аврору взглядом, она неторопливо поднялась со скамьи, направляясь в исповедальню.

Прошло около пяти минут, прежде чем открылась дверь по соседству и, через ширму, зазвучал взволнованный голос:

— Мария…

— Не стоит произносить моё имя таким загробным голосом, Филипп, меня это только пугает, — улыбнулась, смотря на скрытое за ширмой лицо кюре.

— С тобой всё в порядке? — обеспокоенно поинтересовался, безрезультатно пытаясь осмотреть её через ширму. — Я поверить не могу, что ты вернулась.

— Но это не так уж и странно. Не думала, что тебя удивит подобная ерунда.

— Столько времени утекло, я уже было решил, что больше мыс тобой никогда не увидимся, и тут ты так неожиданно появляешься.

— Прости за это, но я не могла появиться раньше. Эгоистично с моей стороны.

— Не утрируй. Ты вернулась и это главное.

— Не совсем так… Сейчас мне нужен Ригард. Его следует спрятать в надёжное место.

— И ты снова исчезнешь? — наполнился его взволнованный голос колючим разочарованием.

— Ненадолго. Теперь я должна научиться жить без Михаэля, а потому впереди меня ждут не самые лёгкие времена. Но я в любом случае ещё не раз к вам вернусь.

— Останься хотя бы на сегодня, — с надеждой попросил Филипп.

— Не думаю, что кюре мне этого позволит.

— Позволит, я смогу его уговорить. Он человек скрупулезный и крайне педантичный, но всё-таки я ведь тоже пришел сюда не с улицы.

— И всё же не стоит. Не хочу, что бы у вас с Авророй были из-за меня проблемы.

— Прошу, Мария прояви к нам хоть немного уважения. Мы ведь столько времени провели в полном неведении, не имея ни малейшего понятия, что с тобой случилось после той стычки. Жива ты? Мертва? Ранена? Чуть сума от этого не сошли! А теперь ты появляешься, забираешь Ригард и снова исчезаешь неизвестно куда.

— Хорошо, — виновато согласилась Мария. — Но встречаться будем в гостинице, где я остановилась.

— Как скажешь, — поднялся Филипп, оставляя тёмную исповедальню. — Пойдём.