Эта запись неожиданно оказалась последней. Вернее, последней из заинтересовавших Лента. Последующие страницы содержали всё, что угодно, кроме дневника. Убедившись в их бесполезности – разве что Анна неожиданно увлеклась криптографией и зашифровала тайные послания в набросках пошивочных выкроек – он снова и снова возвращался к последней записи от семнадцатого февраля. Что такого она узнала о нём, что не решилась доверить ни бумаге, ни людям? На душе скребло, и он надеялся, что поиски Додо его отвлекут. Они и отвлекали. До упоминания о письме. «Не ищите меня. Именем Анны».

Да уж. Для того, чтобы понять, кому адресовано это письмо, не нужно быть семи пядей во лбу, и синий лоб Лента интересовало сейчас совсем другое – откуда Мина узнала об Анне. Возможно, он что-то упоминал вскользь, во всяком случае, гарантий противоположного он дать не мог, слишком многое в его жизни было связано с женой. Но для такого заявления со стороны Мины требовалось больше, чем простое упоминание. Мина ссылалась на неё, просила её именем! Чёрт!

Он хотел рассердиться, как сердился, когда узнавал о внутри-клановых склоках, в которых зачастую не видел никакого смысла и списывал на «бабские штучки», но сердиться не получалось. В сердце поселилось неотступающее, упрямое волнение. Чесались руки позвонить отцу, не дожидаясь энного удобного случая. А лучше и вовсе подъехать, вот так, без приглашения, воспользовавшись элементом сюрприза. А почему нет?

– Отец!

– Ты не вовремя, сын.

По терракотовой плитке коридора таунхауса на Коннот Сквер навстречу Ленту шёл королевский советник, и в этом не было никаких сомнений. Строгий тёмный костюм, хрустящий, как только что от портного (ни пылинки, ни складки), белая рубашка, галстук с массивной булавкой (не той, что удивляла Лента в октябре, но тоже специальной) под цвет седины в русых волосах, ничуть не редких и аккуратно постриженных. Звание королевского советника не просто шло ему, оно шло рядом с ним, улыбаясь и раскланиваясь.

Отец перебросил пальто чёрного кашемира с одной руки на другую, освобождая пятерню для приветствия или, напротив, для отрицательного жеста – ведь Лент же не вовремя! – но передумал:

– Впрочем, поедешь со мной.

– Нам нужно поговорить.

Лент не собирался никуда ехать, но это, похоже, не обсуждалось. Отец прошёл мимо и вышел в предупредительно открытую перед ним дверь. Шофёр серого «Бентли» у порога был не менее предупредителен, встречал пассажиров снаружи.

– По дороге поговорим. Чёртовы Штаты. Президентский визит снова отложен. Его команда меня поражает. Что хотят, то и делают, замена на замене сидит и отменой погоняет. Но что интересно, никогда не встречал на подобных должностях настолько милых и обходительных молодых людей. В нашей работе ставку обычно делают на профессионализм, а он поступает в пакете с возрастом и выдержкой, граничащей с сухостью. Да уж. Королева к такому не привыкла. Тессе привычнее, но и она уже на пределе.

Под Тессой, вероятно, подразумевалась премьер-министр, но в исполнении отца это прозвучало не фамильярно, а скорее, по-отцовски, с сопереживанием. Автомобиль принял одного за другим своих пассажиров, затем шофера, закрыл двери и покатил по мостовой. Шёл мягко, покачивая рессорами, благоухал дорогой кожей и отцовским одеколоном, и тикал в полной тишине поворотниками. «Бентли» хороший мальчик – подумал Лент о машине, как о собаке.

Отец отстучал по подлокотнику пальцами какой-то ритм и отбросил пальто на сидение между собой и сыном: – Говори, чем могу помочь?

Хороший вопрос.

– Думаю, пока только информацией. Я хочу поговорить о маме. Я прочёл… Не важно, что я прочёл, но моему рождению были свидетели и, если сопоставить факты, то… Да какого чёрта! Отец, ты разобрался, что во мне особенного?

– Ого, да ты позеленел! Интересно-интересно. Савила меня предупредила, само собой, но своими глазами… нагляднее.

– Я работаю над этим. Не беспокойся, клановый цвет в приоритете, сто́ит включить канал «Блумберг», синею как миленький. Так что?

Отец помолчал, рассматривая Лента сквозь прищур. То, что он видел или высматривал, Ленту не было интересно. Хотелось переспросить ещё раз, потребовать ответа, но делать этого не стоило ни в коем случае. Он и так показал отцу свою эмоциональную заинтересованность, что было ошибкой. Со старика станется, он может и вовсе проигнорировать вопрос.

Но получилось наоборот. Советник Скорз неожиданно потерял всю свою размеренность и степенность, щёлкнул зубами, будто обрывая готовую сорваться с языка колкость, и прошипел громко и зло: – Не знаю я, чёрт тебя раздери!

Таким Лент отца не видел. Неужели это эмоции?

– Тебя проверяли с самого рождения. На силу, на защиту, на скрытое предназначение… Ничего не нашли! Но поскольку Демоны из-за Черты не принимают бесполезных жертв, то я готов – удиви меня! Или уж, будь добр, хотя бы отработай!

Крылья его носа разлетелись в глубоком вдохе, после чего советник величаво отвернулся к окну, не демонстрируя более ни капли напряжения, ни лицом, ни фигурой, а ведь только что он был готов задушить Лента своими руками. В этом тот не сомневался.

– Ты так любил её, отец?

Ответ поступил быстро и прозвучал безразлично: – Я собственник, и не готов делиться с демонами, даже ради наследников, уж извини.

Что тут скажешь? Конечно, собственник. Только из-за пропажи собственности, даже самой дорогой, монаршие советники не теряют самоконтроля. По прошествии ста лет. Ладно, любил - не любил, это его дело, в конце концов. Но услышанное было… Обидно? Лент примчался в Лондон за другим ответом. Время, проведенное в салонах такси и вагоне поезда практически примирило его с мыслью о своей исключительности. Да и разве не было тому доказательств? Пусть и не полностью, но он овладел – почти, почти! – смешанной силой. Что ни говори, но это – дополнительная возможность сдерживания материализованного чёрного, и она дорогого стоит.

– А Демон? Есть какие-то зацепки?

– Пока нет, сын, разбираемся, думаем, считаем, вернее, просчитываем. Такого рода угроза должна быть всесторонне взвешена. Если бы он пришёл сюда банально за жизнью, то давно бы выкашивал род людской, бодая рогами и ревя. Нет, он материализуется, и начал он с синего, значит, метит в истинно сильные круги. Будет видно. В такие моменты можно только пожалеть о давно ушедших днях порядка и подчинения. Тогда чужака бы вычислили на раз, и доложили, поспешая наперегонки. Сейчас всё иначе. В клане демократия и свобода, инициация не обязательна, каждый мнит из себя звезду и воображает, что сам хозяин своей жизни. Подъезжаем.

– А куда мы направляемся, отец?

– На самую неофициальную встречу одной неначавшейся предвыборной кампании. Время в календаре было отведено под американскую делегацию, вот на неё и используем, не важно, что уровень пока не государственный, кто знает, что день грядущий нам готовит. Разговор обещает быть интересным. Для них.