Из Загорского разом выпустили весь воздух. Святослав вернулся на свой стул и уронил голову на ладони, потёр лицо сильно-сильно, гоняя морок душевный прочь.

– Вижу, стало до тебя, наконец, доходить. Мы сейчас на тонком весеннем льду, Святослав, я буду до конца сохранять нейтралитет и мир, отдавать крайние поселения на расправу, в ответ выжигать их шатры, что посмеют поставить рядом с границей, но война… – Светлый князь встал. – Я знаю, что ты решишь, мой друг, и уверен, что решишь ты ради нашего будущего, будущего своего народа!

– А северяне?

– У них будет свой выбор, и, поверь, они его обязательно сделают. – Игорь вышел из светлицы, оставляя Святослава с черными думами в одиночестве, и странно было тому наблюдать, как солнышко светило сегодня ласково, чувствовалось в воздухе скорое приближение весны. На откосах крыши уже подтаивали, нависая огромными сосульками.

На пиру каждый играл отведённую роль: кто скрипел зубами, хмуро посматривая на разносолы да медовуху, что лилась через край, а кто искренне радовался, что сумел в своей жизни посидеть за столом с самим светлым князем да его красавицей женой. Супруга у Игоря Московского блестела каменьями, все в наряде её показывало статус да хороший вкус Евдокии. Софья посматривала на неё с нескрываемым раболепием и хотела прикоснуться к этому волшебству, примеряла на себя не только её обод вокруг головы, но и представляла, что вот так же когда-нибудь наденет на себя драгоценный символ власти. И будет среди княгинь главной. Живот неожиданно скрутило, и затошнило, отгоняя привлекательные картинки будущего, что успела наворожить в мыслях дочь воеводы. Девушка сдержалась, насильно запихивая внутрь то, что просилось наружу. Она отсюда по своему желанию не уйдёт.

– Ты себя плохо чувствуешь? – неожиданно поинтересовалась Евдокия, и воеводская дочь порадовалась, что её заметили.

– Немного. – Она погладила себя по животу.

На это княгиня удивлённо вскинула брови, ведь сидевшая перед ней была с непокрытой головой, а значит, не мужняя.

– Только про то нельзя мне говорить. – Тут Софья томно вздохнула, взглянула на Святослава и потупила взор.

– А отец ребёнка знает? – Евдокия поняла намёк.

– Сказывала я, но у него столько дел важных, что надобно мне обождать…

Московская княгиня согласно кивнула. Она только начала вникать в то, что происходило в княжестве Загорского, и пока не принимала ничью сторону. А вот ночью, после того, как князь её раздобреет да решит тайно посоветоваться с женой, она выведает больше и про Софью, и про то, как тут складываются по женской части отношения у Загорского князя. Ибо Евдокия свято верила, что успех мужа находится только в невидимых миру женских руках и что ведут жены мужей тайными тропами к процветанию.

Её улыбка на секунду померкла, когда она заметила, что муж шлёпнул молодую подавальщицу, про себя отмечая, что не всегда мужики идут по этим дорогам добровольно, а иногда и вовсе мешают все карты. Она сжала зубы, когда, пошатываясь, Игорь подмигнул Святославу на какую-то шутку и вышел прочь. Княгиня рассвирепела, да вот только виду все же не подала, наклонилась к Софье, больно щипая ту за белую руку.

– Женщина сама должна знать, что хорошо, а что нет, и делать все, что в ее власти… – Светлая княгиня не договорила, оставляя Софью с широко открытым ртом. И знала Евдокия, что закинула зерно в благодатную почву.

Светлая княгиня вышла из-за стола, предупредительно вскинув руку, чтобы остановить положенные расшаркивания и, лишь слегка кивнув, кротко молвила:

– Пора мне удалиться в палаты. Благодарю за пир, князь Святослав! – и, послав примирительную улыбку, покинула сбор с гордо поднятой головой.

За столько лет совместной жизни с князем Игорем Евдокия уяснила одно – иногда надо уметь усмирять ярость, иначе невозможно выжить. Особенно проявилось это в её поведении после рождения двух сыновей. Теперь женщина была в ответе за результат своих поступков. Каждое слово или действие могло отразиться на детях. Поступать она стала осторожно, основательно обдумывая каждый шаг и слово. Князя Игоря гневить боялась, потому с остальными тот был сдержан, а дома становился страшным зверем. Первую жену Игорь просто-напросто зарубил, а дочь от того брака отправил в монастырь. Но об этом все «забыли» и не вспоминали, как и не было ничего.

Но не только плохим был Игорь. Князь умел любить страстно и щедрым был, а иногда, наблюдая за тем, как он заботится о сыновьях, княгиня даже оправдывала неблаговидные слабости, например, такие, как эти…

В тёмном закутке, в маленьком алькове, сооружённом для того, чтобы сидеть там с книжицей в дневное время, светя голым задом, светлый князь Игорь усердно вдалбливался в подавальщицу. Из-за широкой спины женщину практически не было видно, только слышалось её неровное дыхание да частый стук головой о стену, когда Московский усердствовал чересчур. Муж скорее почувствовал, нежели заметил, что за ним наблюдают. Игорь оттолкнул женщину от себя, подхватывая портки да подвязывая их. Как только подавальщица увидела княгиню, глухо вскрикнула и попятилась убраться поскорее от четы подальше.

Московский князь вздохнул и, словно не заметив супругу, прошатался назад на пир. Евдокия слова не молвила, дёрнула головой вверх, расправила плечи и прошествовала в покои. Муж не раз и не два изменял жене, а её заботой было убрать незаконных отпрысков из жизни вовремя, чтобы те ни в коем случае не могли претендовать на место наследников. Может, сыновья непутёвые получились и в бою не сильны, не дальновидны, как отец, но своих детей не судят, их любят и защищают. А окромя этого хоть так, но женщина могла отомстить за унижения череде красоток, что появлялись и исчезали из столицы, зачастую не без помощи самой княгини. В голове тут же созрел план, и теперь в него входила и Софья, что могла сослужить службу и стать временным другом светлой княгине. Тем более выбор у той не такой уж и большой.

А пока Евдокия размышляла, как ей подстраховать любвеобильного мужа, Ярема присел поближе к раздобревшему от напитков да еды Святославу. По виду его понятно было: расстроен князь сильно.

– Знаю, что говорить будешь. – Злому и рта не дал раскрыть Святослав. – Не осилю я врага, не могу, связан по рукам.

– Я думал, что ты и Осинка…

– Хорошо думал. Я действительно люблю Осинку. – Святослав зло посмотрел на северного голову. – Не знаю, чем меня черт попутал с этой бабой. Напасть на хана не могу. Не сейчас, когда Орда внутри дробится. Нельзя им повод к объединению дать! Проси, чего другого, денег, оружия, коней, даже людей выделю, но секретно. Войско своё не поведу.

– Тогда попрошу тебя, Святослав, о другой мести… – Ярема стукнул кулаком по столу от бессилия, от того, что не смог вызволить ту, по которой пела и его душа.

– Воевода? – сразу разгадал Загорский.

– Да. А чтобы тебе сподручнее было, вот и бумажка имеется, воеводой самолично написанная, что имеет он сговор с местными купцами о продаже моего люда! Что делать с торгашами, ты сам, князь, решай, только если не ты, то мы сами до них доберёмся, а там уже не взыщи…