Трофим не хотел заселяться в воеводские хоромы, но пока отстроит новый дом для Алени, придётся обвыкнуться в этом. Старые слуги разбрелись, прихватив часть утвари да по мелочи, и вояке пришлось в спешном порядке нанимать новых.

Людей не хватало, поэтому новоявленный воевода приблизил нескольких служивых, обещая хорошую награду за верность да преданность. Вояки же, с которыми он следовал в Пересеченскую крепость, и для него мало знакомы, верных да проверенных Трофим оставил при Святославе, так как болела за князя душа, а ведь оставался он в одиночестве, без верных друзей. Даже без Ладимира, которому Трофим стал доверять. Бывший кузнец засел в княжеском доме Чубанских, выжидая приказа от Святослава, когда выступать к границе. Про то, конечно, светлый князь Игорь не знал, про то вообще никто не знал. Пришлось затихнуть им, пока великий гость не покинет их вотчину, и только потом решиться на действия.

Убрать Чермного с приспешниками, выстроить такую крепость, которую от начала и до конца смогут контролировать сами. И границы. Надобно такую работу на них навести, чтобы ханские морды боялись сунуться к Загорскому. Задач было много, и чувствовал воевода, что не успевает, ощущения эти засели, а стоило ему подобраться к Пересеченску, так разом сорвалось с запланированного.

Первым делом суматоха по воеводским делам навалилась с момента похорон Чермного. С Пересеченского сразу потребовалось присутствие в тюрьме, на стройке, да и в самом доме, так как Алена с таким большим хозяйством не управилась бы. Надо было посчитать казну большого тракта, пока ту не растащили, описать имущество Чермного, что должно было изъять по приказу князя Загорского. Все же вдову воевода пожалел, позволив той забрать драгоценности, тряпки да кое-какие личные сбережения, но про то разумел, что все сбережённые деньги отойдут в конечном итоге Софье, что живёт подле самого князя.

Поэтому к концу дня, в котором были и похороны, и поминки, и много нового, да точные исчисления да отчёты Святославу, что он только подготовил для отправки с голубями, Трофим валился с ног.

Все же уставший мужик не отказал себе в удовольствии просто посидеть в Алениной светёлке, наблюдая, как сопит его будущая супружница. Хотел прикоснуться, провести по темным волосам, что с момента их первой встречи отросли ниже плеч и теперь рассыпались блестящим каскадом по подушке, хотелось потрогать бархатную кожу, провести языком по шёлковым губам, сорвать выдох и вдохнуть аромат её молодости и свежести. Но не торопился, не смел побеспокоить, хоть и желал лекарку нестерпимо. Раз сорвавшись, не позволил себе боле вольностей, не с ней, не с Аленой. Сжал зубы до скрежета да вышел прочь.

В бывшей комнате Твердислава неприятно пахло чем-то давно сдохшим, поэтому подождавши, когда все тканное соберут да вынесут, Трофим открыл окна. Свежий воздух врывался, заставляя лампадки притухать, а затем вспыхивать ярче до следующего порыва.

– В общем, мы готовы поутру взять купцов, что замешаны в торговле людьми. – Иван Курлыга нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Обыкновенный служивый попался княжьему мужу случайно. Выполнил наказ Трофима хорошо, не прикопаешься. И вот чудо, через несколько дней получил предложение, от которого не отказываются. Главное, подле нового воеводы следовало молчать да соображать быстро. А это парень умел. Сирота Курлыга за недолгую жизнь успел побывать в нескольких схватках, получить ранения, шрамами от которых гордился. Рыжий, покрытый веснушками, невысокого роста служивый вцепился в возможность мёртвой хваткой, себе пообещав, что не упустит её.

Рассматривая хоромы воеводские Курлыга, косился на свою поношенную рубаху да на старые сапоги, только оружие князь выправил для воинов хорошее да знатное, а вот кольчуги парень не имел, потому как дорого это было. Приходилось на своей шкуре все испытывать, а потом снимать кое-чего с покойников, но сирота не был привередлив. Когда Иван, вступив в княжескую стражу да оглядевшись в округе, понял, что не только погибнуть за княжескую тарелку супа на поле боя можно, но умом да ловкостью сообразить жизнь получше, тогда же усилия все на это бросил, не щадя живота своего.

Лично расставив шпионов наблюдать за домами означенных купцов, Иван явился доложить: арест подготовлен, с гарантией, никто не покинет пределы большого тракта да не сбежит, прознав, что в Пересеченск назначен новый воевода. А слухи, несомненно, уже разбрелись.

– Смотри мне, Иван, не подведи. – Трофим устало уселся на скамейку. – Часа три есть поспать, и ты ложись. Завтра долгий день.

– Слушаюсь, воевода.

Должность ещё немного резала ухо Трофиму, но грело то, что в народе именуют гордостью.

Петухи в первый день воеводства кукарекали все так же, может, противнее, потому как сладкий сон не хотел отпускать седую голову Пересеченского, но холодная водица сразу привела мысли в порядок. А напомнив себе про скорую свадебку, как только с делами разберётся, Трофим так и вовсе встал в стойку.

Брали нечестных купцов скоро. Шуму подняли, гаму. Орали дети, бабы, кудахтали куры, а зеваки радовались, как власть расправляется с богатыми да зажиточными, припоминая вслух обиды, суля арестованным скорую смерть да плюя им в ноги.

– Наконец-то бог услышал мои молитвы! – кричала какая-то баба из толпы. – Сдохнешь, проклятущий! На кол его! На кол!

Из богатого дома двое здоровенных вояк выволокли в одной ночной рубахе купца. Спросонья мужик мало соображал, что делается вокруг.

– А ну пусти! – вырывался торгаш, но то ли вояки совсем страх потеряли, то ли это вовсе дурной сон, от которого хотелось поскорее проснуться, мужик все никак не разумел. – По какому праву?

– Ты Тихон Золотоухий? – строго спросил Трофим, поглядывая в приказную грамоту.

– Ну да, я, – согласился купец. Его поставили перед военным на колени.

– Я новый воевода Пересеченский, – представился Трофим, – по приказу князя Загорского велено арестовать тебя да казнить за то, что своих соотечественников супротив закону продавал в полон врагам!

Толпа ахнула, и сплетня за сплетней пронеслась в задние ряды зевак, а там по улицам и самым дальним закоулкам.

Золотоухий, когда до него дошёл смысл сказанного, странно взвизгнул и кинулся в ноги воеводе.

– Пощади, батюшка! Не виноват я! Все воевода Чермный! По его наказу! – Из дома выскочила жена, наблюдавшая за суетой из окошка, да бросилась Трофиму в ноги, целуя его сапоги. Золотистые волосы богатой косы расплелись и усыпали грязный двор, затоптанный многим народом.

– Пощади! – плакала женщина. – Кормильца моего пощади! Не забирайте!

– Так тебе и надо, ведьма! – Добрая толпа тоже не унималась, приходилось сдерживать большим количеством военных.

– Разберемся! – Трофим не обещал, он хотел поскорее прекратить разыгрывающееся представление и покинуть толпу зевак. Арестовали первого, четверо впереди, а любопытные уже затрудняли неимоверно ему задачу. – А ну по домам!